— Я так понимаю, ты не в паре, — сказала я, не в силах удержаться от улыбки, несмотря на мои нервы.
Он фыркнул.
— И не буду, если у меня будет выбор. Женщины хороши только для одной вещи и мне не нужна пара, чтобы получить это.
— Очевидно, нет. — Женщины хватались друг за друга и хихикали, махали и звали его, пытаясь соблазнить его идти к ним. Я снова посмотрела на осколки, касаясь каждого из них, надеясь, что смогу сделать то, что нужно. — Ладно. Мы начинаем? У тебя есть слова, Костя?
— Они у меня, — сказал Аллесандер, вытаскивая кусок пергамента. Он передал его мне, сгримасничав на большие пятна на нем. — Я не очень хорошо пишу, но я записал точно так же, как слышал от Мерка.
— Это на зиланте, — сказала я, с трудом расшифровывая почерк на пергаменте.
— Да. Ты говоришь на нем, не так ли?
— Выучила немного за последнее столетие. — Я мгновение молча читала. — Хорошо, попробуем?
— Я предпочел бы, чтобы ты добилась успеха, а не просто попробовала, — сказал Костя. — Черных драконов не останется, если мы не остановим твою пару.
Чувство вины давило на меня.
— Я пыталась остановить его, я действительно пыталась.
— Эта война не твоя проблема, — сказал Дрейк, скрестив руки на груди, он встал на колени напротив меня. Его глаза были почти, как у кошки, также блестели.
— Не я начала ее, нет, но она продолжается, потому что… — я заколебалась, желая, чтобы они знали правду, но осторожно, чтобы они не использовали эту информацию как-то против Балтика. Дрейк и Аллесандер сказали, что их кланы желают мира, но могу ли я доверять этому? Драконы воюют уже более ста лет, и я больше не была уверена, кому я могу доверять.
— Она продолжается потому, что Константин, Балтик и Чуань Жэнь не будут счастливы, пока не останется никаких драконов, кроме их, — горько сказал Костя, делая резкий жест.
— Это неправда. Балтик не желает устранять другие кланы… — Их выражения лиц сказало мне, что это было бесполезно спорить. Я вздохнула и положила осколки перед собой. — Чем быстрее мы это сделаем, тем быстрее сможем добиться мира. Давайте начнем.
Слова на зиланте были незнакомы моему языку, когда я говорила их, неловкие и резкие ухо, пока я взывала к сердцу дракона. Воздух стал густым и тяжелым над осколками, они начали вибрировать, гул, идущий от них, становился все громче, пока я говорила. Я наблюдала за ними с некоторой настороженностью, не уверенная, что произойдет, когда сердце вновь сформируется, и надеялась, что была готова владеть им.
Когда последнее слово слетело с моих губ, гул осколков прекратился, стояла оглушительная тишина в течение двух ударов моего сердца. Мы задержали дыхание, поскольку осколки, казалось, испускали свет, который кружился и вращался вокруг них, всасывая в себя, как филактерия. Оно становилось ярче и ярче, пока не ослепило меня. Я отвернула голову, чтобы не смотреть на него, но была вынуждена повернуться назад, когда в нем появилось лицо дракона, такого же блестящего, как и сам свет. Глаза дракона были наполнены знанием всех времен, столь же старыми, как сама земля, прошлое, настоящее и будущее, все смешиваясь в их глубинах. Я без сомнения знала, что смотрю на первого Дракона, который образовал кланы и вейра, создателя, отца каждого дракона, который жил и который когда-либо будет жить.