Спешить в этом деле не полагалось, но он ничего не мог с собой поделать. Как и в первый раз, слишком поспешно сжал ее руку, которая казалась аномально холодной, опрокинул пузырек со спиртовым раствором при попытке смочить ватный диск; выругавшись про себя, замер на долю секунды, перед тем как извлечь наконечник иглы из ее вены и нажать на место прокола.
Настя судорожно дернулась и всхлипнула, и Владу пришлось ощутимо придавить ее плечо, удерживая на постели. Она что-то сбивчиво выпалила в пустоту — набор звуков, которые разобрать было невозможно, и снова затихла, позволяя второй капельнице со снотворным и дальше удержать ее на шаткой грани сна и яви. Вряд ли это состояние можно было назвать полноценным сном. Грудь девушки вздымалась, голова металась по подушке, тени от ресниц на скулах удлинились и сами черты лица стали более резкими. Бледность сменила лихорадочный румянец с первой каплей введенного препарата, даже след от обширной гематомы стал светлее из-за этой ненормальной бледности.
Ей не должно было сейчас быть больно. Не так, как в первый раз, когда она отчаянно сопротивлялась, пытаясь вырвать трубки капельниц, и напугала Влада своей истерикой до такой степени, что ему приходилось делать перерывы на часы, отпаивая ее успокаивающим чаем и качая на руках, остерегаясь за ее состояние.
Похоже, в этот раз она к нему прислушалась и не сопротивлялась. Говорила не так сбивчиво и не кричала от боли, которая становилась нестерпимой с каждой попыткой взять свои чувства под контроль. Устала? Испугалась? Скорее всего, подсознательно хотела донести до него то, что он сегодня услышал.
Эта информация перевернула его прежний мир еще в первый раз. Он и сам не мог вспомнить, сколько дней прошло. Он был взбешен так, как никогда прежде до этого, только чудом не сорвался там, на заброшенных лодочных складах у пристани реки Z, когда хладнокровно наблюдал, как Никеев и пара его ребят вытаскивают из багажника тело девушки с запрокинутой головой и волочащимися по земле волосами. Отобрал у кого-то мощный фонарь, чтобы посветить ей в лицо… и едва не выронил его из рук.
“Не может быть… просто не может быть”, - билась в мозгу одна-единственная мысль. Шок был настолько сильным, что ему потребовалось выпить коньяка и привести свои чувства в более менее стабильное состояние. Он и не пошел ее допрашивать только потому, что опасался: или убьет на месте, получив подтверждение того, что эта солнечная девочка, которую он однажды потерял и безуспешно искал несколько лет после своего возвращения, и правда работает на Шахновского… или на хрен уронит свой незыблемый авторитет, когда пошлет всех своих подчиненных к чертям и увезет ее отсюда все равно куда, движимый одной целью, — отогреть, расспросить, прижать к себе и никогда больше не отпускать.