– Эту рыбу мамка вам послала! – громко перебил её Котька. – Отнеси, говорит, пусть ухи сварят, – гнул своё Котька, видя, что Вика не верит ему. Свет из единственного окна падал на Вику, подголубил лицо. Она смотрела на Котьку снизу, и глаза её, только что печальные, набухли слезами, и в каждом отразилось по окошечку.
– Не посылала, ты врёшь. Зачем? – Вика замотала головой, нашлёпала на пол слезин. – Ты с реки бежал, а я в подъезде стояла, ждала, когда пробежишь. Золу выносила.
– Тогда папка послал. Ваша она и точка.
Котька надёрнул шапку и выскочил из комнаты. Пролетел мимо кухни, мимо сердитых в ней голосов. Он решил действовать немедленно: он подкарауливает на повороте машину с мукой, вспрыгивает и на ходу сбрасывает куль. Нет, не выйдет. Охранник сидит на мешках с винтовкой. Тогда бросит учёбу, возьмёт ружьё, припасы и уйдёт в сопки стрелять коз, а ночью, тайно, подкладывать их к Викиной комнате. Или даже увезёт с собой Вику. Найдут зимовье и… Дальше всё становилось неясным. Он выскочил на улицу и чуть не сшиб фельдшера. Соломон Шепович, польский еврей, жил в секции, где и Вальховские.
– Ты уже знаешь, что как ошпаренный? – прокричал фельдшер, подтягивая к себе Котьку.
Котька недоумённо, чуть испуганно смотрел на фельдшера. Старичок сдвинул шапку и ждал от него чего-то, подставив заросшее седым волосом ухо.
– Разве я слепой, что вижу, ты не знаешь? Так ты знай! – Фельдшер таращил близорукие глаза, обложенные темными полумесяцами. – Шваб Гитлер поимел у Москвы кровавый мордобой и бежит. Он хочет теперь, как бы ему не стать быть в России. Ха-ха-ха! Надо было маить крепкую голову, а не крепкие ноги! Ему их скоро сделают пополам, и ни-ко-му не заставишь лечить!
Как-то быстро около них появились люди.
– Мне сказал военный, знающий человек, и я убежал из амбулатории, уже не зная, почему там сидеть! – весь радостный, весь счастливый выкрикивал старичок, подскакивая то к одному, то к другому. – Сейчас всё это будут сказать по радио!..
Он ещё что-то хотел сообщить, но нетерпеливо замахал руками и скрылся в подъезде. Люди стояли, ошеломлённые, не зная – верить услышанному или нет. Фельдшер высунулся из подъезда, прокричал с обидой:
– Не сомневайтесь в мои слова! Я вам доктор или это уже нарочно?
Люди стали разбегаться. Котька хотел бежать к Вике, обрадовать – всё, не надо теперь никаких хлебных карточек, но понял, что Соломон Шепович уж точно оповестит соседей, и пошел домой. Он бежал и видел, как из дома в дом сновали люди. Они, как пчёлы, разносили радостную весть бескорыстно и щедро.