Я вытащил из конверта деньги, предназначавшиеся Химэно, и по одной купюре раздал их прохожим.
Люди реагировали по-разному. Кто-то окидывал меня подозрительным взглядом, кто-то благодарил с заискивающей улыбкой, кто-то вообще убегал. Кто-то твёрдо отказывался, кто-то требовал дать ещё.
Мияги не выдержала и схватила меня за рукав.
— Хватит уже, — сказала она,
— Я ведь ничего не нарушаю, — ответил я и стряхнул её руку.
Конверт очень быстро опустел. Достав деньги из кошелька, я раздал всё до последней купюры.
Когда банкноты кончились, я остановился посреди тротуара. Прохожие бросали недовольные взгляды, явно желая, чтобы я отошёл и не мешал движению.
У меня не осталось денег ни на такси, ни на электричку, так что пришлось возвращаться пешком.
Полил дождь. Мияги достала из сумки голубой зонт и раскрыла его. Тут я понял, что забыл свой в ресторане, но меня совершенно не волновала угроза промокнуть или подхватить простуду.
— Вы промокнете, — сказала Мияги и подняла зонт повыше, будто приглашая укрыться под ним.
— Как видишь, мне хочется промокнуть, — ответил я.
— Правда?
Она свернула зонт и убрала его в сумку.
— Тебе незачем мокнуть за компанию.
— Как видите, мне хочется, — заявила Мияги.
— Как знаешь. — Я повернулся к ней спиной и пошёл впереди.
Мы нашли автобусную остановку, под которой можно было укрыться от дождя, и решили переждать там. Уличный фонарь криво нависал над нею и время от времени мерцал, будто спохватываясь.
Едва я присел, тут же накатила сонливость. Душа жаждала сна гораздо сильнее тела.
Кажется, я задремал всего на пару минут, потом промокшее тело продрогло, и глаза открылись сами собой.
Мияги спала рядом; чтобы сохранить тепло, она подтянула к себе колени и съёжилась.
Мне вдруг стало жалко девушку: из-за меня, дурака, у неё одни неприятности.
Я тихо поднялся, стараясь не разбудить Мияги, и, побродив по окрестностям, наткнулся на заброшенный коминкан>[16]. Внутри оказалось не очень чисто, но электричество работало, а комнаты и холл были не заперты.
Я вернулся к скамейке, подхватил спящую Мияги на руки и отнёс в коминкан.
Спит она ещё более чутко, чем я, так что наверняка проснулась, но до последнего не открывала глаза.
В комнате пахло татами. В углу я заметил целую гору подушек для сидения; убедившись, что они чистые и без насекомых, выстроил их на полу и осторожно положил Мияги на импровизированную постель. Рядом соорудил нечто похожее и улёгся сам. На подоконнике лежала позабытая ароматическая спираль от комаров, и я поджёг её зажигалкой.
Звук дождя убаюкивал, как колыбельная.