Признание было неожиданное. Джулия повернула голову и увидела, что он снова на нее смотрит.
— У тебя магические способности, — сказала она. — Впрочем, ты, наверное, и сам это знаешь. Один твой взгляд чего стоит. — Она некоторое время смотрела на него, совершенно неотразимого с голым торсом в свете луны. — Да, ты прекрасно знаешь, каким образом действуешь на людей.
— И на тебя тоже?
Неужели он искренне полагал, что она неуязвима для его чар?
— Ну разумеется.
Он приподнялся на локте и посмотрел на нее. Она что угодно отдала бы, лишь бы узнать, что он увидел в ней, что побудило его так на нее посмотреть.
— Джулия, можно я тебя поцелую?
— Да, — без колебаний отозвалась она.
Однако он осторожно стянул с ее плеч рубашку, чем привел ее в полное замешательство. Под рубашкой у Джулии была майка, но с голыми руками она чувствовала себя уязвимой. Она вывернулась и попыталась снова натянуть рукава на руки, но тут Сойер проделал в высшей степени необычайную вещь.
Он принялся целовать ее запястья.
И она погибла.
Он не просто видел ее, он ее принимал. И хотел ее. В тот период ее жизни, в тот миг она не могла бы назвать больше никого, кто относился бы к ней таким образом. Он был такой один.
В ту ночь они занимались любовью и ушли со стадиона, лишь когда начало светать. Он проводил ее до дому, и они пообещали друг другу не пропадать, — впрочем, как выяснилось потом, сдержал это обещание только один из них. Она уехала в Кольеровскую спецшколу для трудных подростков в Мэриленде с верой в то, что сможет все выдержать и не сломаться, потому что теперь дома ее ждет Сойер.
Впоследствии, оглядываясь назад, Джулия нашла в себе силы простить его, ведь она сама отдала свое счастье на откуп другому человеку.
Впрочем, это было совсем не сложно. В ту ночь он впервые за очень долгое время заставил ее почувствовать себя по-настоящему счастливой. Разве могла она не угодить в эту ловушку?
Однако порой Джулия задавалась вопросом, не потеряла ли она в ту ночь свое истинное счастье.
С тех самых пор она искала его повсюду.
Но только не здесь.
Днем за неимением более интересного занятия и возможности хоть с кем-нибудь поговорить — дедушка Вэнс снова засел у себя в комнате, а Джулии не было дома, — Эмили принялась за уборку. Она сражалась с пылью, пока не оказалась с ног до головы припорошена серовато-белесой изморозью. Первым делом она привела в божеский вид свою комнату — не протерла только люстру, поскольку не нашла стремянки, чтобы до нее добраться, — затем взялась за соседние. Распахнув окна, она впустила свет в углы, которые выглядели так, как будто не видели солнца многие годы. Поначалу это казалось ей захватывающим приключением — по всей видимости, вчерашняя ночная погоня за блуждающим огнем пробудила в ней тягу к ним, — возможностью открыть неизведанное, познакомиться с историей дома. Однако очень скоро она поняла, что история эта не из веселых. Одна из комнат, по всей видимости, когда-то принадлежала маленькому мальчику. Обои на стенах до сих пор украшали голубые парусники, а на кровати было установлено защитное ограждение. Наверное, это дедушка Вэнс жил тут в детстве. Или у него был брат? Если так, что с ним случилось? В другой комнате стояла кровать в два раза больше нормальной длины. Кроме нее, в комнате имелся туалетный столик, свидетельство женского присутствия. Очевидно, когда-то дедушка Вэнс делил эту комнату с женой. Куда она подевалась? Куда подевались все те люди, которые когда-то населяли этот дом?