Вин улыбнулся:
— Тебе не страшно, нет?
— Разумеется, нет. А тебе?
Он устремил взгляд на горизонт:
— Мне нравится смотреть на вещи с такой перспективы. С земли все выглядит привычно. Мне нравится видеть возможности, которые лежат за пределами привычного взгляда. Того самого замкнутого круга, о котором я говорил.
Она не отдавала себе отчета в том, что смотрит на него во все глаза, пока он не посмотрел на нее в ответ. Атмосфера между ними внезапно переменилась. Эмили была так близко, что чувствовала исходивший от него запах, еле уловимый аромат одеколона, и видела бисеринки пота, собравшегося во впадинке между ключицами. Его взгляд переместился на ее губы. На Эмили накатила волна какой-то теплой истомы. Никогда еще она не испытывала ничего подобного. Казалось, вся вселенная прекратит существовать, если что-нибудь не произойдет прямо сейчас.
Но этот миг миновал, и грудь Вина поднялась и опала, как будто он сделал очень глубокий вдох. Вин убрал руку со спинки сиденья.
Сделав еще один оборот, колесо остановилось, и служитель поднял перекладину. Они молча сошли с аттракциона.
— Как ни жаль, я вынужден тебя покинуть, — сказал он.
Ее не отпускало какое-то странное хмельное чувство.
— Ясно.
Однако Вин не ушел.
— Мой отец поджидает за углом, — пояснил он. — Не хочу, чтобы ты слушала то, что он может наговорить.
— Ясно.
И снова он никуда не ушел.
— К тому же скоро стемнеет.
— А ты не хочешь, чтобы я видела, как у тебя отрастает шерсть и клыки, — подхватила она. — Я все понимаю.
Во влажном воздухе его темные волосы начали завиваться. Он провел по ним руками.
— Это вряд ли.
— Так объясни мне. Расскажи мне об этих странных и поразительных вещах.
Он улыбнулся, как будто ждал от нее этих слов, подводил ее к ним с самого начала.
— Расскажу. В следующий раз.
Он развернулся, чтобы идти.
— Подожди, — сказала она, и он остановился. — Мне нужно задать тебе один вопрос.
— Какой?
Она не стала ходить вокруг да около:
— Ты винишь меня в том, что сделала моя мать?
— Разумеется, нет, — ответил он без промедления.
— А твой отец — да.
Вин поколебался:
— Я не могу говорить от его имени.
— Дедушка рассказал мне, что мама разозлилась, потому что Коффи не принимали ее в свой круг, и поэтому сделала то, что сделала.
— Так говорят.
Он с внезапным жадным любопытством впился в нее глазами.
Эмили заправила волосы за уши, и его взгляд повторил ее движение.
— Я просто хочу, чтобы ты знал, что… я не сержусь.
— Прошу прощения?
— Я не сержусь, что твои родные меня не любят. Я понимаю, почему так. И не сержусь.
— Ох, Эмили, — вздохнул он.