— Да, есть, а в чем дело?
— Пустяки, просто мне кажется, что во время этого разговора здесь у меня могут выясниться новые интересные подробности, относящиеся к процессу Шелби. Они, возможно, заинтересуются этим.
— Черт возьми, Перри. Ты прав, и я рад, что ты подсказал мне это. Сам бы я не додумался.
— Позвони своим друзьям, Пол. У меня маленькое помещение, и я могу пригласить не более двух репортеров. Пригласи тех, кто оказывал тебе услуги. На этот раз ты, возможно, расплатишься с ними.
— Спасибо, Перри. Начало в десять часов?
— Правильно.
— О’кей! Времени осталось немного, но я позвоню им сейчас же.
Едва Мейсон повесил трубку и повернулся к Делле, чтобы сказать ей что-то, как дверь открылась и появилась Герти.
— С добрым утром, мистер Мейсон! — сказала она. — К вам пришел мистер Аттика из фирмы «Аттика, Хокси и Мид».
— Сейчас еще нет десяти, — ответил Мейсон.
— Он сказал, что специально пришел немножко раньше, так как хотел побеседовать с вами наедине.
— Хорошо, пусть войдет.
Джордж Аттика был рослым, но слегка сутулым мужчиной с серыми глазами, которые никогда не выдавали мыслей своего хозяина. Ему было около пятидесяти лет; волосы у него уже поседели. Он обладал звучным, низким, хорошо поставленным голосом оратора. У него были хватка и живой ум.
— Боюсь, что зря я сорвался, беседуя с мистером Дрейком вчера вечером, — вкрадчиво начал он.
— Извинения принимаются в любое время. Садитесь.
Аттика сел, взглянул на Деллу и многозначительно откашлялся.
— Все в порядке, — сказал Мейсон, — она останется здесь.
— Хорошо. Я собираюсь написать всю историю Марион Шелби и опубликовать ее в воскресных газетах. Эта история полна драматизма и затронет чувствительные струны в сердцах женщин всего мира, тех женщин, которые отдали все, что имели, мужьям, обещавшим любить и лелеять их до конца жизни.
— Вы, очевидно, думаете произвести такое же впечатление и на присяжных в суде? — спросил Мейсон.
— Не говорите со мной в таком тоне, — с упреком сказал Аттика, — это вовсе не подходит вам.
— Мне безразлично, что вы считаете подходящим или неподходящим для меня, — ответил Мейсон. — Слава Богу, я прожил свою жизнь так, что могу делать все, что захочу.
— Приятная и очень интересная философия. Но я хочу поговорить с вами о человеке, по отношению к которому у вас есть определенные моральные обязательства.
— В самом деле?
— Я так полагаю. Она солгала вам, и вы имеете полное право сердиться. Но поймите и ее: она молода, неопытна и страшно испуганна. К тому же не понимает, что единственный ее путь к спасению заключается в откровенном признании. Она думает, что, рассказав всю правду, погубит себя, тогда как на самом деле это спасет ее. Когда станет известно все, ее оправдают, именно это я и скажу присяжным в суде.