Фаза мертвого сна (Птицева) - страница 63

Время застыло на точке болезненного напряжения. А после мир сорвался с пружины. В коридоре раздались чьи-то шаги, забрезжил огонек свечи. Я прислушался к перестуку каблуков, и тут же узнал его каким-то особым чутьем — Нора! Нора вышла из комнаты! Нора идет по коридору, чтобы спасти меня!

Та, что давно уже скинула платье, в миг вскочила на ноги, неловко прикрыла наготу руками, и я увидел, как по ее телу расползаются темные гнилостные пятна. Смотреть на них было невыносимо, руки еще помнили холод женских бедер, а теперь эти бедра оказались покрыты следами гниения. Не давая себе отчета, я тут же обтер ладони о топчан, в ответ она зарычала, попятилась, но отступать было некуда — за ее спиной грудой лежалой мертвечины слабо шевелились сестры. Наши взгляды встретились. Мой — полный отвращения, ее — яростный и бессильный. И это было последним, что я успел увидеть. Комната поплыла перед глазами, слилась в единое пятно, завертелась, засасывая меня на самое дно омута пробуждения.

10

В детстве я был очень сочувствующим мальчиком. Степень моей эмпатии переходила все границы разумного. Если на улице я видел брошенную всеми собачку, то начинал плакать от жалости. Сидящий у вокзала бездомный с обрубком вместо левой ноги вызывал во мне бурю переживаний, и мама ссыпала в его пластиковый стаканчик всю мелочь, что была в кошельке, лишь бы я согласился пойти домой и не гладить дядю по колену, нет, не тронь, дядя грязный!

Я не мог смотреть мультик про Леди и Бродягу, я рыдал, когда стадо антилоп затоптало Муфасу, так сильно, что маме пришлось окунуть меня в холодную воду. Сказка про Серую Шейку приводила меня в священный ужас, наверное, именно поэтому бабушка рассказывала мне ее снова и снова, мрачно подводя итог:

— Сопля у тебя выросла, Ритка.

Помню, как в третьем классе нашел в школьной библиотеке журнал с яркими картинками. Там была статья о пустынях — большая и красочная. Меня заворожили все эти барханы, океан песка с островками оазисов, равнодушные к жаре верблюды и высоченные кактусы. Но от описания красот автор быстренько перешел ко всяким ужасам, и я тут же расхотел прямо сейчас подхватить рюкзак и бежать в Сахару знакомиться с песчаными лисичками.

На картинке, занимающей добрую половину журнального разворота, был нарисован человек, которому жутко не повезло потеряться в пустыне. Его кожа ссохлась, глаза впали, а губы растрескались до крови, он полз куда-то из последних сил, его воспаленное сознание рисовало красоты оазиса, но то был мираж — еще одна злая шутка адского пекла. Кажется, я убежал в слезах, не помню точно, но картинка та засела в памяти, как и страх перед смертельной жаждой.