В тот раз мама выхаживала меня бульоном и сухариками, сейчас я был бы готов принять за них все ее укоры, но вызывать маму к себе из-за похмелья, случившегося от выпитого во сне вина, даже для меня было чересчур. Так что я заварил себе чай, положил на тарелку с отколупленным краешком две галеты, посмотрел на них, но передумал и уполз к себе — страдать и маяться.
Первый теткин сапог я перешагнул машинально, даже не разглядев, что это темнеет под ногами. О второй я споткнулся и тут же налетел на пальто — коричневое в мелкую клетку, сброшенное с плеч прямо в середине коридора. Чашка дрогнула, горячий чай выплеснулся мне на руку. Боль оказалась настолько ослепительной, что я даже не почувствовал ее как следует, просто понял, что мне сейчас очень и очень больно. Чашка выпала из сведенных пальцев, ударилась об пол и тут же разбилась на сотню маленьких осколков, будто только и ждала момента, чтобы закончить свое бренное существование. Но мне было не до самоубийств мелкой утвари, ошпаренная ладонь полыхала. Чай не был настолько горячим, я присмотрелся и от увиденного мне стало совсем уж невыносимо — на ладони темнел свежий ожог. Блестящая воспаленная кожа и внушительный волдырь. Будто бы я держал руку над свечой, а раскаленный добела кончик лизал кожу. Будто бы я правда это делал.
Из оцепенения меня вывел резкий писк телефона, я рванул по коридору, перепрыгивая через теткины вещи, раскиданные тут и там. Я бежал так быстро, словно от звонка зависела вся моя жизнь, а может, так оно и было. Не вспомни обо мне тот, кто сейчас слушал гудки, ожидая ответа, то я навсегда бы остался в коридоре — рассматривать ожог, сходить с ума, скрипеть ногами по осколкам чашки.
— Да! — Голос дрожал, руки тоже.
— Савельев, ты?
Звонила девушка, что само по себе уже было сенсацией. Список возможных абонентов женского пола содержал всего два наименования, но это точно была не мама.
— Откуда у тебя мой номер?
— А что так грубо? — Зойка фыркнула, но не обиделась. — Ты Максу анкету заполнял? Заполнял. Я там подсмотрела. Кстати, тебя уволили, сочувствую.
— Мм… — В свете, льющемся из окна, ожог выглядел еще реальнее, я прижал трубку плечом и осторожно потрогал его, волдырь легонько пружинил под пальцем.
— Ты все болеешь?
— Ага.
— Ясно… — И замолчала. — А я вот на смену иду.
— Здорово. — От вида волдыря мутило так сильно, что я уже чувствовал рвотные спазмы. — Привет там передавай…
— Слушай. — Зойке кажется надоело тянуть кота за яйца, и она перешла к основной теме звонка. — Я вчера по тупому на тебя наехала. Как истеричка какая-то. Я сама таких не выношу. Извини, в общем.