— Я все думала, ждать вас к рассвету? Или заутренняя служба не отпустит до самого полудня? А может, вы и вовсе раздумали приходить?
Кто-то рассмеялся ей в ответ, холодно и отстраненно. Раскаленный нож понимания воткнулся между ребрами, повернулся дважды и остался торчать, глумливо покачиваясь. Нора говорила не со мной, конечно, не со мной. Не меня она ждала, просыпаясь среди ночи, подгоняя утро молитвами. Я так боялся опоздать, но спешить было некуда. Теперь я пятился от двери, не зная, как бы так проснуться, чтобы услышанное и правда обернулось сном.
— Я спешил, дитя мое, но дела праведные отвлекли меня. И тьма, кромешная тьма проклятого дома… Как живешь ты в ней, чистая душа?
Этот вкрадчивый, опасный голос я узнал бы из тысячи других. Какой дорогой шел сюда ворон? Как успел он опередить меня?
— Все эти дня я ждала вас и жила одним лишь своим ожиданием. Но вот вы пришли.
Я не мог видеть их, но видел. Как Нора опускает босые ноги с постели на пол, как на цыпочках подходит к темной фигуре, застывшей у двери. Как прижимается к ворону нагим своим телом, как ее пальцы расстегивают черную рубашку, пуговицу за пуговицу, как тонкие веточками рук обвивают воронову грудь, а сброшенное на пол распятие поблескивает в полутьме.
— Я пришел к тебе, дитя…
Молодая обнаженная близость растопила лед его голоса, но карканье осталось карканьем. В комнате служанок тяжело завозились мертвые тела, чужая страсть разбудила их. Мне нужно было бежать, скрываться, уносить ноги, но за дверью с шелестом опадала одежда, шепот стал неразборчивым, тени сплелись, готовые стать единой, живой и влажной.
— Нет, Нора, нет! — закричал бы я, но где-то далеко, за границей ненужной яви, истекли сто восемьдесят минут.
Будильник вырвал меня из кошмара, в который обратился мой лучший сон. А я остался лежать на тахте — потный, истерзанный и разбитый. Я чувствовал, как нижний этаж дома наполняется жаром вороновой победы, я слышал, как стонет в его когтистых лапах Нора. Сколько стоит покой под крылом у сущего зла? Достаточно ли одной только молодости, чтобы расплатиться с ним? Нужно было вставать, собираться и бежать к метро, нужно было успеть к первому поезду, но я лежал, вжимаясь затылком в подушку.
Реальность сместилась. Сон пробрался в нее, оплел, опутал, и я больше не мог разделить их. В комнате пахло ладаном и перьями, по углам скользили чуть заметные тени, кто-то смеялся вполголоса, скрываясь от меня за гардиной. И стоны. Я продолжал слышать их. Глубокие, порочные, жаркие стоны изнемогающего от желания тела моей Норы. Чем заглушить их? Как заставить ее замолчать?