И медленно опустилась в воду. Запах ее духов — что-то горькое и тяжелое, но прекрасное настолько, что першило в горле, растаял в темноте коридора, стоило только переступить порог. Госпожа ревностно охраняла свои сокровища, на то она и была хозяйкой.
Лестница тонула в легкой дымке, переливалась налетом серебра. Можно было пойти наверх, вскарабкаться на этаж, где безглазая Олли трогает стены чуткими пальцами, предвкушая потоки воды, что хлынут по ним, стоит пойти дождю. Можно было подняться еще выше, послушать, как ходит на чердаке сумасшедшая Рута, подглядеть, как крошится мел в ее руках, пока она ожидает дождь, готовясь передать драгоценную весточку той, что изголодалась в ожидании вестей.
Мне хотелось услышать скрип пола под их ногами, мне хотелось разглядеть во тьме краешек их одеяний, острый локоть, выпавшую из узла прядь волос. Дом роднил нас своей несбыточностью, дом связывал нас незримой нитью. Оживал ли он в историях, которые писала сумасшедшая Рута на его стенах? Становился ли он ближе им, когда безглазая Олли умывала пустые глазницы меловой водой его слез? Вопросы роились во мне, но я не решился нарушить покой привидений, давно забывших о жизни по другую сторону сна. Так и не встретившись, мы расстались на лестнице. Оставалось надеяться, что однажды сумасшедшая Рута напишет обо мне, призывая ливень, который смоет и мел, и чердак, и весь дом, освобождая узников, прощая им все грехи.
Ступени легонько подрагивали под ногами. Я спустился на этаж прислуги и замер, ожидая, не выйдут ли сестры встречать меня. Их не было. Плотно затворенная дверь в комнату, где лилось вино и горели черные свечи, осталась безмолвной, и я прошел мимо, так и не разобравшись — рад ли, а может, все-таки разочарован еще одной не случившейся встрече.
Я прощался. Я прощался с каждым шорохом, скрипом и далеким смехом, похожим на плач. Я не знал и сотой доли того, чем жил мой дом, но все равно называл его своим. Он выпил меня, осушил, измучил, но я любил его. Любил так сильно, что готов был сойти с ума и остаться с ним навек. Да только дом не звал меня. Он равнодушно дышал тьмой, скрипел ступенями, молчал запертыми дверьми. Когда я проснусь, он забудет о том, что я был его гостем.
Забудет ли Нора? Ждет ли она меня или давно променяла на другого чужака? Сколько нас, случайных гостей, отдавших разум за право раствориться во тьме? Я не мог уйти, не узнав ответ, не увидев ее в самый последний, самый сладкий раз.
Ее дверь оказалась заперта. А я все никак не мог заставить себя постучать. Минуты утекали. Их было сто восемьдесят, сколько осталось? Стучи же, стучи скорее! Стучи, ворон тебя побрал, стучи! Занесенный кулак дрожал, тело покрылось холодным потом. Голос Норы, раздавшийся с обратной стороны двери, остановил меня за миг до первого удара.