– Как видишь, я не один, – раздражённо гаркнул я. – Тебе-то что, отец?
– Зарёкся я иметь дела с колдунами, – насупился старик. – А ты обманом вынудил…
Великий Дух!..
– Мог и спросить, раз так пёкся о данном слове, – в свою очередь огрызнулся я, поглядывая на брутта: тот выглядел совсем уж скверно. – Я бы не соврал.
– Сын бездны! – тотчас вскипел мельник, взмахнув топором. – Откуда мне было знать, что один из нас, дитя Стонгарда, якшается с этими!..
Запальчивый ответ прервал протяжный стон: Люсьен на краткий миг пришёл в себя, но почти тотчас вновь уронил голову на грудь.
– Чего с ним? Не стерпел нашей стонгардской медовухи? – презрительно фыркнул склочный старик, и я едва сдержался, чтоб не сплюнуть в него коротким разрядом. Вот ведь искушение! Имея силу, да не пользоваться…
В этот раз я приветливому хозяину, у дома которого так неудачно скрутило моего спутника, не ответил. Присел на корточки перед сидевшим на земле Люсьеном, приподнял пальцем за подбородок. Гримаса боли исказила молодое лицо, губы побелели – вот-вот отдаст Творцу душу. Отравился чем, что ли? Как там говорила Деметра на редких занятиях? Чтобы понять, где болит…
Я мысленно, беззвучно шевеля губами, выговорил нужное заклинание, касаясь второй рукой высокого лба, покрытого мелкими бусинками пота. Боль оказалась острой, как разряд – ядовитой стрелой в голову, выворачивающими судорогами по всему телу. Великий Дух! Никогда, пожалуй, такой боли я не испытывал – ничего похожего на ранения, удары, ушибы, и уж точно не отравление – рвались жилы и мышцы, но не утроба.
– Да что с тобой, брат, – отняв руку, тихо проговорил я, разглядывая искажённое мукой лицо.
– Помирать у моего порога собрались? – заволновался за спиной мельник. – Погоди уж, сейчас… хоть воды вынесу…
Я лихорадочно размышлял: даже если сгребу Люсьена в охапку и вдвоём оседлаем Ветра, то в спускавшуюся с вершин метель скоро ли доберёмся до крепости? Кроме того, не растревожу ли его боль ездой? Знать бы ещё, что с ним, и отчего так внезапно…
– Вот, – пихнули меня в плечо деревянным ковшом. – Дай ему.
Я поднёс к побелевшим губам Люсьена кромку посудины, но вода только стекла по подбородку – челюсти молодого колдуна будто судорогой свело, разжимать ножом только…
– Неси его внутрь, – вдруг тяжело проронил мельник, и я удивлённо обернулся. – Да шустрее, покуда я не одумался.
Я глянул в сторону горной дороги, махнул рукой и закинул безвольного брутта на плечо.
– Коней отведу, – насупился хозяин, берясь за поводья.
Тащить Люсьена пришлось через узкие двери, да мимо огромных скрипящих колёс, – по деревянной лестнице наверх. Здесь я нерешительно остановился, пока замешкавшийся хозяин – привязывал лошадей у ворот – не указал на приоткрытую дверь: