– А по-честному? – поинтересовался я. – Что с тобой произошло?
Молодой колдун глянул на меня коротко, исподлобья, но отмолчаться ему я не дал.
– Это не твоя боль, – медленно проговорил я, размышляя вслух. – Деметра как-то говорила… когда снимаешь, то сразу понятно, где своё, а где чужое… На тебе – чужое.
Объяснял я так себе, но Люсьен понял: усмехнулся невесело, покачал растрёпанной головой.
– Зачем ты такой умный, варвар? – беззлобно спросил он. – Ты вот что… об этом не говори тоже. По-дружески… советую.
– Кто тебя так? – не отставал я.
Если у молодого брутта в гильдии появились враги, которые наложили на него проклятие или болезнь – уж по крайней мере не будет лишним знать имена. Может, и выстроится наконец логическая цепочка у меня в голове.
– А вот это не твоё дело, староста, – посерьёзнел Люсьен. – Не то чтобы мне твоя жизнь была дорога, но… не знаю, какого Тёмного я в тебе нашёл. Раз со мной случилось – значит, заслужил. И всё на этом.
От такого почти душеспасительного разговора я умолк, и вовремя: дверь открылась, впуская внутрь мельника с дымящейся миской.
– Вот, – буркнул старик. – Голодные небось.
В углу висел символ Великого Духа; я поклонился в ту сторону, принял угощение, пододвигая ближе к Люсьену. Против обыкновения, брутт не оскалился презрительно в мою сторону и ни единого хульного слова не проронил, пока я осенял себя священным знамением. Лицемерил я, конечно, в тот миг изрядно: проверял. Что во мне от веры осталось? Тёмных духов в последнее время я призывал чаще, чем благодать Великого…
Люсьен следил за мной молча; чёрные глаза на исхудавшем лице казались огромными провалами. Мельник тоже наблюдал с заметным интересом.
– Что ж вы… – не выдержал старик, – Духа тоже почитаете?
– А ты думал, в гильдии все как один Тёмному кланяются? – ответил я словами Деметры. – Не скрою, многие. Но не все, отец, далеко не все.
Трапеза выдалась молчаливой: я всё пододвигал печёные овощи своему спутнику, внимательно наблюдая за тем, чтобы тот всё же доносил пищу до рта. Обычно жизнерадостный и бесшабашный брутт словно потерял вкус к жизни, медленно уходя в себя. Сейчас он вновь стал похож на того, который нехотя открыл мне дверь в свою келью – и то лишь потому, что я очень крепко и настойчиво стучал. Как он там сказал? Если случилось – значит, заслужил…
Теперь я понял, что расценил его слова превратно: Люсьен говорил вовсе не о высоких материях. Видимо, и в самом деле сделал что-то, за что его… наказали? И если так, то кто?
Всплыл в голове образ, виденный у Живых Ключей – истинный облик молодого брутта. Тогда я решил, что унесу его с собой в могилу, – теперь примерял увиденное так и эдак, чувствуя себя младенцем, собирающим головоломку. Вроде все детали на месте, но не сходится никак…