Когда тают льды. Песнь о Сибранде (Погожева) - страница 209

– Ты убил Сильнейшего?

Люсьен замер – точь-в-точь зверь перед прыжком. Восковой маской застыли на лице смешанные чувства, обожгло меня внутренним смятением. Я знал, перед каким выбором сейчас стоял молодой брутт. Жажда крови, стремление к власти, честолюбие и разочарование, усталость и боль, растерянность, надежда…

Я медленно поднялся, сокращая расстояние между нами. Жар сердца огня плеснул изнутри, накрыл собеседника тёплым покрывалом…

Надежда победила.

Рухнув обратно на корягу, молодой колдун запустил обе руки в обожжённые смоляные пряди, низко опустил голову.

– Что ещё ты знаешь? – глухо спросил он.

– Знаю, что тебе нужно выпить, – доставая бутылку из походного мешка, как мог спокойно ответил я. – Только не знаю, почему.

Люсьен вскинул растрёпанную голову, глянул на меня странным взглядом. Криво усмехнулся.

– Наблюдательный, – хрипло похвалил брутт. – Говорил же – будет толк. Дай!

Я молча протянул бутылку; молодой колдун вырвал пробку и тотчас приложился к горлу, лихорадочно заглатывая глоток за глотком. Осушил едва ли не всю бутыль сразу, с трудом оторвался, провёл ладонью по покрасневшему лицу. Сипло рассмеялся.

– Всё верно, варвар, – уже спокойнее проговорил Люсьен, не выпуская бутылки из рук. – Мне нужно пить, чтобы она не слышала. Не контролировала. Не убивала… Понял, нет?

Я ответил не сразу, хотя сердце внутри билось с удвоенной силой. Присел обратно на корягу, поближе к напряжённому, как тетива, брутту.

– Тогда… на мельнице… ты поэтому…

– Когда я пью, она теряет контроль, – Люсьен глотнул ещё раз из бутылки и быстро заговорил, – но я пошёл с вами в Унтерхолд не за этим. Да, я устал от… её присутствия. Я просто… просто…

Брутт мог и не продолжать: я понял. Дух знает, сколько лет Люсьен находился в подчинении у ведьмы! И если не всё в нём умерло после того, что он испытал – значит, и сам молодой колдун оказался крепким орешком. Слабая нить тянула его к свету – но это всё равно, что детскими руками тащить из колодца буйвола. Безумная блажь Люсьена обернулась отчаянным желанием ощутить себя таким же, как все. Почувствовать человеческое тепло. Жизнь…

– Ведь это ты вступился за меня перед этим болваном Мартином, – продолжал брутт, глядя в костёр, – и остальными. Ты… Тёмный, варвар! Я не знаю, почему вдруг… я к тебе так привязался. Но кроме тебя, больше никто… никогда… Там, на мельнице. Я всё помню. Перед этим старым ослом меня защищал. Выхаживал, как…

Сердце огня горело внутри всё ярче, питаясь эмоциями молодого колдуна, как костёр сухими ветками. И Люсьен сдавался его влиянию с обречённой готовностью, прихлёбывая крепкое вино из горла большой бутылки.