– Страшно? – спросил он, ощерившись.
– Немного, – призналась Нивья.
Смарагдель поднялся на ноги и помог Нивье встать.
– Тебе пора, – проговорил он.
Нивья кивнула и с сожалением позволила вывести себя из чащи.
***
Нечистецкая ворожба никогда не подчинялась людским законам. Побывав в глухой чаще и даже на дне Русальего Озера, Нивья всё равно вышла к родной деревне. Сгущались сумерки: сперва Нивья подумала, что лесовой долго водил её по своим угодьям, но потом до неё донеслись звуки музыки, и она ахнула.
– Неужели праздник ещё идёт?
Смарагдель ухмыльнулся.
– Я подарил тебе этот вечер ещё раз. Празднуй со своими, Нивья Телёрх, и не вспоминай пока о моей чаще.
Он поцеловал Нивью в шею и растворился среди еловых стволов.
Играла простецкая музыка: прибыли приглашённые скоморохи и завели свои песни. Дивно пахло караваями, выпеченными в форме солнца, пирогами с рыбой, свежесваренным пивом. Нивья так и вышла из чащи нагой, разгорячённой, разомлевшей, с рассыпанными по плечам медными локонами, но весь её стыд, казалось, умер на праздной поляне, растоптанный босыми ногам нечистецей. Она прокралась дворами к себе домой, с заднего входа пробралась в свою горницу, надела тяжёлое багряное платье, так и дожидающееся хозяйку на кровати, заплела волосы в косы и выбежала обратно. Глупо не воспользоваться подарком Смарагделя и пропустить праздник.
Её встретили так, словно она и не отсутствовала вовсе. Родители обняли – не более. Родители и братья Радора выглядели раздосадованными, но отнюдь не убитыми горем. Поначалу Нивью кольнуло обидой: как же так? Она целый день сбивала ноги по чащам, молила то Господина Дорог, то лесного князя, сражалась за Радора, а все остальные приняли его исчезновение без ропота и борьбы, вот так просто смирились с решением властителя судеб и отдали дюжего парня в нечистецкую свиту.
И Нивья выдохнула. Отпустила то, что не смогла изменить, как ни пыталась. Присела за стол рядом с деревенскими девками, кивнула хитро прищурившейся Летице, надменно улыбнулась Мавне, а на руку ей опустился некрупный светлячок.
И вечер закрутился по-новой. Под песни скоморохов, под бравую музыку, под сытое угощение, под хмельное питьё лились разговоры, и никто не осуждал Нивью, не добившуюся удачи, не плакал о Радоре, и всё шло своим чередом. Только Нивья понимала, что не зря ступила под полог чащи: пусть она не добилась желаемого, но Господин Дорог не мог водить её напрасно.
Посидев недолго в молчании, она попробовала пива и пошла танцевать.
***
К ночи Нивья так утомилась, что с трудом доковыляла до дома и рухнула на кровать, едва сняла платье. Мудрено ли: дважды праздновать, из нечистецкого разгула нырнуть в людской и везде отдаваться веселью так, словно это последний праздник в её жизни.