Сибирский роман (Конзалик) - страница 17

— Чёрт, не говори ерунды и стань им на самом деле! — сказал Мушков. — Может быть, всё изменится, когда мы доберёмся до Строганова.

Они немного подождали, поползли дальше и нашли среди вещей, которые казаки повытаскивали из шкафов и сундуков и разбросали у домов, мужскую одежду, сапоги и засаленную крестьянскую шапку.

— Переоденься! — сказал Мушков, когда всё собрали.

Марина не пошевелилась. С одеждой в руках она стояла у стены сарая, которая уцелела при пожаре, потому что была сложена из массивного камня.

— Здесь? Перед тобой?

— Я отвернусь, если ты пообещаешь, что не сбежишь!

«Я схожу с ума, — испуганно подумал Мушков. — На свете не было ещё казака, который отвернулся бы, когда девушка раздевается! Ну вот, теперь есть! И зовут этого кретина Иван Матвеевич Мушков! Чёрт возьми, что это со мной?»

Он действительно отвернулся, сунул большой палец левой руки в рот и с силой прикусил. «Это не может долго продолжаться, — подумал он. — Когда-нибудь мне придётся ударить её, чтобы укрепить уверенность в себе. Она превращает меня в мышь, но должна знать, что я — медведь!»

— Ты готова? — строго спросил он.

— Ещё нет! Сапоги велики. В них нельзя ездить верхом.

— У нас нет времени, чтобы найти по размеру! — проворчал Мушков. — А остальное подошло?

— Посмотри сам.

Он обернулся и увидел грязного крестьянского парнишку. Только шапка подходила по размеру, остальная одежда была слишком широкой и большой, а штаны засунуты в сапоги, которые, должно быть, принадлежали великану. Это выглядело нелепо, но всё же сердце Мушкова заколотилось. «В таком виде она поедет со мной. Никто не узнает, кто она на самом деле. Так она и будет с нами ехать — нескладный худой паренёк, который должен подрасти, чтобы стать казаком. Даже если Ермак рассмеётся, а когда он смеётся, это значит жизнь или смерть... Всё зависит от звучания этого смеха!»

— Так и оставайся, — сказал он вслух. — И если я потом ударю тебя по заднице, не слишком сильно, но так, чтобы все это видели, не удивляйся! Людям привычнее, когда я гоню перед собой пленника нагайкой, а не иду с ним рука об руку.

— Значит, и ты? — спросила она, сильнее надвинув шапку на глаза. — С нагайкой на пленников? Одно горе от тебя, Иван Матвеевич!

— Идём! — велел Мушков.

— А когда ты ударишь меня?

— При первом удобном случае.

Она снова посмотрела на него большими глазами, а он уставился в землю и обозвал себя «слабаком», потому что он не овладел девушкой, как раньше делал это от Волги до Каспийского моря.

— Не смотри так! — внезапно закричал он, потеряв самообладание.