– Ричард… – хрипло пробормотал младший из хранителей памяти и, вскочив на ноги, метнулся, было, вперед… но натолкнувшись на неприязненный оскал тигра, непроизвольно остановился. Пятиться он на сей раз не стал, сверля большого зверя сумрачным взглядом, но и в атаку бросаться пока не спешил.
– Пусти к хозяину, – мрачновато буркнул он, и Винсент, внимательно контролирующий все происходящее, довольно кивнул, не скрывая улыбки.
– Пусти его, – спокойно велел он тигру, – Теперь…
Воцарившуюся, было, на образовавшейся ввиду уничтоженных деревьев поляне, умиротворяющую, спокойную атмосферу внезапно нарушил сбивчивый, неуверенный отзвук чьих-то шатких шагов, разнесшихся по всему лесу.
Тигр, отступивший в сторону по приказу Винсента, медленно повернул большую голову к деревьям и неприязненно оскалился.
Дэйв, игнорирующий все вокруг, со всех ног бросился к хозяину, едва ли не падая перед ним на колени и, коснувшись неуверенно одной из ран, красующейся на его плече, закусил губу. Весь облик хранителя памяти выражал невероятную по силе вину, казалось, он сейчас упадет на землю и начнет биться о нее головой, вымаливая прощение, и Ричард, сообразивший, что для этого сейчас не время, уверенно сжал рукой его плечо, легонько встряхивая. Получив от хозяина в дополнение к этому еще и ободряющую улыбку, Дэйв немного успокоился.
Людовик и Роман, откровенно скучающие без хорошей драки, мирно обсуждающие, не посражаться ли им для развлечения друг с другом, коль уж дядя так занят, нахмурились, непонимающе переглянулись и обратили внимание туда же, куда и тигр.
Впрочем, туда сейчас обратились все взгляды.
Среди деревьев, тех же самых, где еще недавно мелькала уверенная фигура ведьмака, спешащего на помощь родителю, показался чей-то силуэт. Он шел, спотыкаясь, почти бежал, торопился, как будто спасая свою жизнь, и у Татьяны, которой на миг представилось, что это Чарли, сжалось сердце.
Однако, на сей раз предчувствие ее подвело.
Из лесу, шатаясь, как пьяный, держась за правую руку, рукав на которой был весь залит кровью, почти вывалился Андре и, прислонившись к одному из немногих уцелевших деревьев, попытался перевести дух. Выглядел ведьмак далеко не лучшим образом – одежда его была изрезана искусной пиратской шпагой, волосы растрепаны и взлохмачены настолько, что даже извечный хвостик на затылке сбился куда-то набок; на щеке красовалась длинная кровавая ссадина, грозящая оставить по себе на память шрам, запястья были изранены, видимо, ветвями деревьев, не желавших пропускать его, а правая рука была, судя по всему, прострелена. Парень, едва дыша, не в силах прекратить зажимать рану, с трудом покачал головой, силясь выдавить хоть слово.