— А может, все-таки побыть с тобою? — неуверенно предложил он; Васильев лишь сильнее дернул удилище и остался сидеть, так же выставив широкую спину.
— Уйди, ради бога, Сашка, — сказал он неожиданно, — ты же знаешь, я, часом, сам себе не рад.
Помедлив, Александр вернулся к Ирине, и они побрели назад, долго шли молча и оживились у самого поселка, лишь встретив идущего куда-то хромого Раскладушкина — полнеющего мужчину лет сорока пяти, с бабьим, лишенным растительности лицом, над которым почти в открытую смеялись, потому что в последних числах каждого месяца от него уходила жена и Раскладушкин дня три-четыре разыскивал ее, обходя участок за участком, расспрашивая каждого встречного. Наконец ей надоедала холостяцкая жизнь, она давала себя найти, и оба возвращались домой успокоенные, примиренные и утомленные: она — бурно прожитой неделей, он — треволнениями долгих бесплодных поисков.
Проходя мимо, Раскладушкин молчаливо кивнул Александру, задержался взглядом на Ирине и, вздохнув с видом все понявшего человека, захромал дальше.
— От него вчера опять Марфа сбежала, искать отправился, — сказал Александр без тени улыбки на лице. Сумбурная и нелепая жизнь Раскладушкина предстала перед ним в каком-то ином виде, и он пожалел его за выпавшую на долю безалаберную судьбу и за непрестанные насмешки от старых и малых.
2
Игреньск — небольшой поселок, в центре — магазин, клуб, столовая, три небольшие улицы, вокруг — поредевшая, но все еще дружная тайга, которая в осенние дожди и ветра темнела и начинала гудеть. Зимой на поселок часто обрушивались метели, в сильные морозы деревья звонко постреливали, на крышах домов, у печных труб, находили глухарей. Весной было много воды, и через улицы перекидывали высокие дощатые мостики. Летом по таежным дорогам днем и ночью шли тяжело груженные лесовозы. За какой-нибудь месяц работы Александр врос в беспокойную шоферскую жизнь, привык к специфическим запахам бензина и масла, к грязной диспетчерской, ночным рейсам и узким, неудобным дорогам. Правда, ему дали старенькую газогенераторную машину, но для начала и это было неплохо; в первые же дни Александр открыл, что изношенный, залатанный газген стяжлив, хотя на него порой находили непонятные приступы: он останавливался, окутываясь удушливым дымом, и его нельзя было заставить сдвинуться с места самым героическим усилием. Нужно было просто оставить его на время в покое, пока где-то в его трубах и переходах не восстановится равновесие; тогда он вдруг мгновенно заводился и бодро тянул вперед до следующего каприза.