— Как хорошо, что Вы сами это понимаете, — Анастасия облегченно вздохнула. — Время не терпит вмешательств. Даже богу это не под силу.
— Да что Вы! — рассмеялся визитер. — Шутить изволите. Мы с Вашим шефом предпринимали некогда ряд… ммм… экспериментов. Как говорят: нельзя, нельзя, но если очень хочется, то можно. Если пластилин хорошо размять, то лепить из него намного легче. Вот только сил уходит много, а выхлоп — простите за просторечие — невелик. Да и риски… Ох уж эти риски!
Запускать пальцы в желе прошлого, — палец с обручальным кольцом дрогнул на столешнице, — все равно что топором вырубать диадему для вашей Ангелины Аврельевны. Причем не из драгоценного металла, а из какого-нибудь взрывчатого материала. Выходит коряво, да и брака, отходов многовато. И в любой момент рвануть может.
Анна и Анастасия удивленно переглянулись. Адъютант пожала плечами: дескать, таких шалостей, как игры со временем, за Менем Всеславовичем не замечала. Но признать неведение перед гостем значило бы расписаться в собственной некомпетентности.
— Вот видите, — уверенно согласилась Анна, — сами признаете тщету, бессмысленность, а главное — небезопасность каких-либо манипуляций с капризным временем.
— Признаю, — кивнул визитер. — И потому ходатайствую о другом.
— Значит, временные коррекции ни при чем? — уточнила Анна.
— Причем, — гость был разочарован то ли собственным неумением объяснить, то ли неумением слушателей понять и заерзал на стуле от досады. — Я же о чем толкую: чтобы изменить историю, вовсе не обязательно беспокоить время. Есть другие способы.
— Неужели? — приподняла бровки Анна.
— Безусловно, — гость перешел на лекторский тон. — История работает с задокументированными фактами, с описанными в летописях и воспоминаниях современников событиями, со значимыми датами, с биографиями влиятельных людей. Все это падает в единую кучу — в хронологическом, конечно же, порядке, порастает мхом забытья и мутирует, трансформируется под прессом времени.
— Такова история, — согласилась Анастасия.
— История такова, какой ее расскажут, — резонно возразил гость. — Когда говорят о трёхстах спартанцах при Фермопилах, забывают упомянуть о тысячах илотов, феспийцев и фиванцев, что сражались с ними бок о бок. Отсутствие надежды на благоприятный исход придает любому подвигу бонусный героизм. И только рассказчик решает, какое деяние достойно вечной памяти благодарных потомков, а какое — должно кануть в небытие за ненадобностью.
— Какой печальный цинизм, — вздохнула Анна.
— Циничный реализм, — поправил визитер. — О прошлом нет у нас достоверных знаний. Летописцы минувших веков врали в угоду своим патронам-покровителям. Летописцы наших дней перевирают предшественников в угоду своим хозяевам. Благо, есть к тому все предпосылки. Порой из одного рунического камня, установленного каким-нибудь конунгом на каком-нибудь мшистом утесе, можно вывести сагу о славных деяниях целых народов.