Он говорил о дэйвах. Тогда он сказал, что его народа, тех, за кого стоило умереть, больше нет. Что его народ погиб там — в Кровавых песках. А те, что остались — погрязшие во тьме и пороке пустышки.
— Он говорил так о своем народе?
— А что тебя так удивляет? Сколько их было? Тех, кто слышал, видел, не помогал, нет, но знал? А скольких мы тогда не нашли? И вот теперь, прошло двенадцать лет, и они снова наступают на те же грабли. Тогда я его не понял, тогда я многого не понимал, а теперь знаю, что никто из них не стоит того, чтобы ради них жертвовать своим сердцем. Кто-то когда-то сказал из моих предков, что настоящий повелитель не имеет права любить кого-то сильнее своего народа, что он должен служить ему, пренебрегая семьей и собой.
Отец пренебрег, он забыл, насколько бывают жестоки его подданные, особенно, когда повелитель начинает играть по своим правилам. Все знают, к чему это привело. Тогда ему не хватило времени все изменить, мне — опыта и мудрости, но теперь — пришло время.
Клем уедет из одного мира, а вернется в другой — туда, где ей не придется больше стыдиться того, что она полукровка.
— Не знал, что твои планы столь масштабны, — содрогнулся Эвен от знакомого, полубезумного огненного блеска в глазах повелителя.
— Это не мои планы. Разве ты не видишь, что сама судьба к этому ведет.
— Знаешь, если бы я был девицей, то непременно упал бы в обморок, увидев тебя сейчас.
— Хорошо, что ты не девица, — хмыкнул повелитель.
— Да уж, — вздрогнул он, стряхивая с себя марево безумия, перетянутого по связи. Увы, он знал его природу. Безумие появлялось, когда Инару было слишком больно. Оно, как людская тень, всегда следовало за ним, и когда становилось невыносимо, крошило, казалось, непробиваемую защиту. Он надеялся, что когда связь станет нерушимой, безумие если не исчезнет навсегда, то отступит, но контракт и невозможность подпитки делали свое черное дело. Защита медленно, но верно начала слабеть. — С этим нужно что-то делать.
— Что, совсем я тебя запугал? — усмехнулся Инар, внезапно заинтересовавшись рубиновой жидкостью в полупустом стакане.
— Дело не в том, я просто думал, что после ночной встречи, тебе станет легче.
— Мне легче.
— Что-то незаметно.
— Мне пришлось держать силовой барьер, чтобы справиться с тягой, — внезапно признался он, а Эвен снова вздрогнул от скрытого отчаяния, прозвучавшего в его голосе. — А если пытался приблизиться, хоть немного — это причиняло ей боль. Я, как демонов паразит, кровосос, вампир — жажду напиться так, чтобы голова закружилась, чтобы энергия через край, чтобы запах повсюду, а у нее кровавые борозды, пузыри и счастливые слезы в глазах.