— Так и есть… — она спрятала лицо у него на груди.
— А тут ещё эти старомодные чукчи: вроде и соотечественники, да из прошлого. Патриоты, а Чукотки в глаза не видели. Это у тебя… не знаю, как сказать по-чукотски… кагнітыўны дысананс.
Вэнтэнэ вздохнула: никто не понимает её так, как Уладзь.
— А тут ещё и чувство вины: чукчи Москву разрушили. И противоречие: мол если бы не разрушили, то и сами б пропали, и Литва б исчезла. И выходит, что твой народ и сама ты… как сказать? Уязвимы, что ли?
— Где-то так, — прошептала она.
— Вот отсюда и мысли о смерти…
Вынтэнэ подняла голову. В глазах всё ещё стояли слёзы. Она поцеловала любимого в губы.
— Что б я без тебя делала?
Они целовались. Потом просто сидели обнявшись и смотрели на реку.
— А можа на самай справе пагаварыць з Тарэськай? — сказал Уладзь. — Если она действительно на кафедре чукотской филологии, да ещё и доктор наук… Наверняка знает кого-нибудь, кто может помочь.
— В чём помочь?
— Ты могла бы пойти в аспирантуру. И заодно помогать профессорам учить студентов.
— Чтобы учить, нужно самой что-то знать, — сказала Вынтэнэ. — А что я такого знаю?
— Ты свободно говоришь на чукоцкай мове, — объяснил Уладзь. — И пишешь на ней грамотно. В нашей стране это редкость. И потом, ты знакома с современной чукотской журналистикой, читала популярных сейчас писателей, осведомлена о субкультурах в Анадыре. Ведь так?
— Да… — согласилась Вынтэнэ.
— Вот видишь?! Тебе есть, что рассказать студентам. Аспиранткой можешь стать. А со временем — преподавателем.
— Аспиранткой… — задумалась девушка. — Это ж надо диссертацию писать. А у меня и темы-то толковой нет…
— Тему подберём! Столько есть интересных направлений! Единственное что… тебе придётся-таки выучить літоўскую мову.
— Абяцаю, каханы!
х х х
Тарэся Маякоўская преподавала чукотский язык. Совсем недавно защитила докторскую по творчеству чукотской поэтессы Кымытваль и осталась на кафедре. Тарэся получила правительственный грант и теперь искала аспирантов.
Кандидатов было мало. Во-первых, хорошего аспиранта всегда сложно найти: он должен быть и толковым, и терпеливым — шутка ли, просидеть три года над книжками, де ещё и за небольшую зарплату! Во-вторых, мало кто владеет чукотским. А в-третьих, Тарэся — молодая и неизвестная, а студенты хотят на докторат к опытным и знаменитым.
Такой вот парадокс: и деньги есть, и места в аспирантуре, а учить некого… Но тут в кабинет постучался Уладзь.
— Привет! — сказал он по-чукотски.
— Уладзю, гэта ты?! — рассмеялась Тарэся. — Амаль не зьмяніўся!
— Ды й ты таксама! — Уладзь