Он выдохнул, немного расслабился.
— Это верно. Чувство было взаимным и очень сильным. Рядом с ней я терял голову, в разлуке не находил себе места. Я никогда так не любил и не желал женщину. Отказаться от нее я не мог. Это было бы равносильно самоубийству.
Он говорил искренне, честно. Не утаивал и не преувеличивал. Я закусила губу, стараясь не расплакаться от обиды и боли. Мне казалось, каждым словом своим Эдвин возвеличивает умершую и обесценивает мое чувство.
В тот момент, чувствуя его дар, лучше любого свидетеля подтверждающий правдивость слов, я усомнилась в любви Эдвина. В том, что наше чувство действительно не ограничивалось одной лишь страстью и вынужденным доверием.
— Мы спрятались здесь, — он продолжал, не замечая моего настроения. — Решились на такой шаг после того, как с Беатой лично поговорил Великий магистр. Серпинар велел ей отступиться. Сказал, что приготовил мне другую невесту, более подходящую. Этот разговор ее напугал. Помню, она признавалась, что несколько дней холод его прикосновений преследовал ее.
Он замолчал. Я не хотела, чтобы он продолжал, но и прервать не могла. Вдруг пришло осознание, что Эдвин прежде ни с кем о Беате не говорил. Правда, его откровенность причиняла мне такую боль, что становилось трудно дышать. Но виконта это не интересовало.
— Мы сбежали. Прожили вместе три месяца. Отношения постепенно портились. Она стала злой, чужой, отстраненной.
Постепенно стала избегать меня. Заявила, что все совершенное — ошибка. Что не хочет меня видеть, — он рубил фразы. Они звучали глухо, отдавали затаенной и привычной болью. — Мы расстались. Я вернул ее родителям. Она сказала, что больше не хочет меня ни знать, ни видеть. Я принял ее решение. Попытался принять… Не брать же силой каждый раз любимую?
Он снова замолк, погладил мое плечо, заботливо поправил одеяло.
— Беата умерла в день своей свадьбы. Всего через две недели после того, как мы расстались, — тихо подытожил он.
Еще одна долгая, напряженная пауза. Я молчала.
С одной стороны, сочувствовала Эдвину. Он стал свидетелем чересчур быстрого угасания любви. Это подтверждало предположение о серьезном расчете, об отсутствии глубоких чувств со стороны девушки. Он потерял любимую женщину, и воспоминания о ней все еще причиняли боль.
Но с другой стороны, я негодовала из-за того, что Эдвин называл любимой другую.
Хотелось разнести дом, сжечь все, что на глаза попадется, а потом, свернувшись в комочек, поплакать на пепелище. — Я бы верил в то, что Беата никогда меня не любила, полушепотом продолжал мой мучитель. — Наверное, смирился бы с этим. Жил бы спокойно дальше. Но в личной беседе Серпинар как-то намекнул, что уберег меня от неверного поступка. Оградил от недостойной, действовавшей по расчету и не испытывавшей настоящих чувств. И я понял, что Беата стала жертвой магии внушения, которой в совершенстве владеет Серпинар, как и любой другой Змей. Он знал, что человек без магических способностей не сможет выжить, когда заклятие подведет его к цели. Знал, но пренебрег чужой жизнью, — зло заключил Эдвин.