не героев не занимали меня, зато неожиданную пищу для размышлений дала надпись на первом форзаце. Витиеватый и явно женский почерк сообщал, что книга являлась собственностью Бе
аты Т
еновер. И история с пяльцами начинала приобретать смысл.
Род Теновер, владеющий землями на западе страны, отличался от моего не только сравнительной молодостью, но и тем, что основали его военные, а не маги. В роду Теновер за его трехсотлетнюю историю вообще не было волшебников. Припомнившаяся давняя история до знакомства с Эдвином казалась мне значительно приукрашенной, если не выдуманной. Подозревала, мне, тогда шестнадцатилетней девушке, просто не рассказывали большую часть деталей. Молодой человек из магического рода влюбился в Беату Теновер, одну из красивейших девушек королевства. Она отвечала взаимностью, родители не возражали, и дело шло к закономерной свадьбе. Но в какой-то момент по совершенно непонятной причине маг и девушка исчезли. Одни говорили, маг выкрал Беату, другие, что влюбленные сбежали. Но обе эти версии казались несостоятельными из-за того, что препятствий для свадьбы не было.
Спустя три или четыре месяца после исчезновения маг вернулся в родное поместье, а Беата Теновер — к родителям. Молодой человек, опозоривший девушку, от свадьбы отказался, да и сама Беата слезно умоляла не выдавать ее за мага. Теноверы устроили обесчещенной красавице спешную свадьбу с зажиточным купцом. Во время церемонии девушке стало плохо. К вечеру она умерла. Насколько я помнила, причину смерти девятнадцатилетней здоровой девушки так никто и не назвал.
Имени влюбленного мага мне никогда не называли, но теперь я не сомневалась в том, что им был виконт Эдвин Миньер. Это подтверждала крайне болезненная реакция на продолженную мной вышивку. Она, как и книги, безусловно, принадлежала Беате Теновер. Оставалось только гадать, что вынудило влюбленных сбежать, скрываться, а потом так трагично завершить отношения. Но, разумеется, прямо спрашивать я не собиралась.
Первый день в ожидании Эдвина походил на предыдущие, как две капли воды. После завтрака я занималась артефакторикой. Теперь, когда мои теоретические познания так расширились, жалела только о невозможности применить изученное на практике.
Около полудня, когда солнечный свет, проникавший в коридор через мутный стеклянный, будто ледяной потолок, стал достаточно ярким для рукоделия, занялась вышивкой. И меня не терзали ни угрызения совести, ни глупые мысли о том, что завершаю работу умершей. Это занятие успокаивало, помогало сосредоточиться. Укладывая ровные стежки друг за другом, я обдумывала прочитанное утром.