Прочертив издали к нам пенную стрелу, гидроплан закачался на воде. Потом случилось нечто странное: не дожидаясь, как обычно, когда к нему подойдет шлюпка, он вновь взревел моторами, развернулся и начал разбег. Там, где он стоял, осталась маленькая оранжевая лодочка с сидящим в ней человеком.
Я испытал укол беспокойства.
Заскрипели тали. Шлюпка пошла вниз.
Это был не наш гидроплан. Происходило неожиданное, а неожиданного мне сейчас хотелось меньше всего.
И, как ни удивительно, оказалось, что я не одинок!
Были пассажиры, наблюдавшие прибытие гостя в черном макинтоше. И, что гораздо хуже — слышавшие о таковом. Пока мы с мистером Атсоном сидели вдвоем, дожидаясь наших французов, он прошептал мне:
— Знаете, Ник, я сразу понял, что вы человек военный. А я человек деловой, и поэтому у меня есть враги. Я очень хорошо заплачу вам, если вы будете приглядывать за моей спиной.
— Билл, — сказал я, — ни о каких деньгах не может быть и речи. Однако — услуга за услугу, идет? Я буду присматривать за вашей спиной, а вы — за моей.
Он захохотал, и мы ударили по рукам.
Тут подошли французы. Мадам Луиза взяла быка за рога сразу (общение с мистером Атсоном пошло ей на пользу):
— Молодые люди, — сказала она голосом старого ангела, — у нас с Пьером слишком запутанные наследственные дела. Не согласитесь ли вы принять на хранение некоторые документы, за которыми давно идет охота?
— А почему бы не положить их в капитанский сейф? — спросил я. — И вообще, может быть, я современный Арсен Люпен?
— Вы ребенок, Ник, — сказал Билл. — Этот парень начнет потрошить капитанский сейф в первую очередь!
— Вздор, — сказала мадам Луиза. — Уж проходимцев-то я вижу за милю. Вы типичный… как это по-русски… Ах, да — "невольник чести".
Как ни странно, мы согласились принять на хранение "некоторые документы".
После завтрака меня остановил Петр Демьянович.
— Господин капитан, — начал он сурово.
— Всего лишь поручик, — сказал я, — и то с некоторой натяжкой, ибо именоваться прапорщиком неприлично моим летам…
— Это вам только кажется, — сказал он уверенно. — У вас четко выраженная аура капитана.
И тут я вспомнил, что действительно был произведен в капитаны, только не русской, а абиссинской армии — чуть ли не двадцать лет назад.
— Возможно, вы правы. В любом случае я дворянин и всегда готов помочь соотечественнику.
— Вы слышали когда-нибудь о таком Гурджиеве?
О Гурджиеве я более чем слышал… И о том, что его учеником недолгое время был нынешний российский диктатор — тоже знал.
— Это какой-то мистагог… или я ошибаюсь?
— Это страшный человек. Он не останавливается ни перед чем. А я слишком много знаю о его деятельности… Он требовал от своих учеников полного подчинения — вот на этом-то мы с ним и разошлись…