— Фархад, успокойся. Присядь за ширму.
Молниеносный взгляд на меня. Обжигающий. Каким может смотреть только Фархад Алиев. Надменный ферзь, сжимает кулаки за спиной, фырчит. Одыбался, наконец, и душой, и телом. Мужчина зорко поглядывает на персонал. Строго интересуется о моем состоянии. Говорит, чтобы после родовые манипуляции в паху, непременно завершила женщина.
Я снова вздыхаю, просовываю руку в отверстие, чтобы, хоть как-то, контролировать Неугомонного. Ольга Павловна накладывает швы, а кажется, будто в кураж вошла. Решила изобразить узор крестиком. Не очень приятно, но треплю.
Алиев через ширму успокаивает, расслабляя мою кисть. Сейчас не лучшее время, однако потом будет поздно. Позволяю себе напутствующую брань, по завершению штопки. Прошу всех выти и оставить нас одних.
— Фархад, что теперь будет со мной и Кармием Россом?
— Ты хотела, сказать, Мурадом Алиевым? Верно?
Ах… Он говорит, что моего Кармия, кровиночку родную, именем данным на тринадцатой неделе беременности, зовут каким-то Мурадом! Господи…
— Я человек слова и чести, моя госпожа. Несмотря на кмх… порочное зачатие, буду уважать мать наследника. Сын, обязательно, вырастет достойным человеком в нашей семье.
Чьей семье? Его? Нашей общей? Пройтись мне по канату над пропастью, только не слышать ужасного кошмара.
— Ты в России живешь. Слышишь, слышишь меня Плятюга?! Здесь не древне-аульские поверия. А современные законы!
Угрожаю. Наощупь, царапаю ногтями горячую мужскую ладонь. Фархад, лишь накрывает сверху второй.
— Я уважаю ваши законы. Стараюсь не нарушать. Виктория Александрова, на что ты готова, ради сына?
Ик, хорошо, что не пук. Картинка перед глазами двоится. Голову клонит на бок, медленно моргаю, проваливаюсь мутную бездну.
Не знаю, сколько провалялась в отключке, но открываю глаза и вижу палату.
— Где мой сын?!
Ракетой подскакиваю, а меня снова укладывает. По-отцовски сильная, мужская рука. Теплая, знакомая.
— А ну-ка лежать! Бляду́шки-поберушки, режим у тебя постельный, до кормления.
Женька. Гладит меня по голове, искренне радуется. Осторожно поворачиваю голову вправо, вижу, два букета цветов. Алые розы. Крупные, по-восточному роскошные, бархатистые. И аляпистая композиция всего подряд. Брат любит, выдвигать свои условия флористам.
Как, камень с души, но я продолжаю:
— Алиев, хмырь. Украл моего ребенка…
— Да вот он сидит, чё уж ты так.
Говорит Женька, а я на грани. Хватаюсь за грудь, начинаю задыхаться.
— Ты усадил Кармия? Господи, Жень, ему нельзя!
С криками вырываюсь, не обращая внимания на послеродовые боли, пытаюсь подняться на ноги. В голове шумит, душу выворачивает наизнанку. На инстинктах лишь и держусь.