Я подхватил рыскнувшую в сторону кладбища собаку и отправился к полицейской башне. Но ошибся. Священник из башни по-прежнему молится и пачкается плесенью с пола, лицо грязное, вид у него больной и одичалый, а я ему не нянька каждый раз умывать. И утешить мне его нечем. И я ничего не добился, кроме путаницы в загадках, и он по-прежнему не хочет сказать мне ни слова о погибшей девушке. Когда я показал ему письмо, он сильно удивился. Еще бы. Я и сам удивился. Никогда мне подобных глупых писем не писали. Поняв, что толку от встречи не будет, записку прислал не он, я быстро ушел. Все бегом, все раздражает. И спешка раздражает в первую очередь. Такая маленькая Бромма, но из конца в конец ее несколько раз перебежать – и день неожиданно кончился.
Я пошел в ратушу, застал бургомистра в большой парадной приемной. Он контролировал, как натирают там паркет. Больше в этом городке заняться нечем. Я попробовал заикнуться о своих колдовских нуждах, но и здесь не был понят. Я даже наполовину сознался – дескать, не уверен, что упокоил нужный призрак. Бромма место, богатое ведьмами и привидениями, легко обознаться, и нельзя ли мне пошарить по замковой библиотеке для надежности? Мне пояснили, что местные ведьмы воду не мутили никогда, а вот пришлые (выразительный взгляд на меня) часто колобродят не там, где положено. Призрак упокоен? Упокоен. Ну, так и упокоителю нужно вести себя спокойно. А то взяли моду… Я намек понял. Рескрипт на посещение запертых княжеских владений мне не выдадут. Власти с майором единодушны, колдун сделал дело, колдуну пора уезжать.
А мне мешает мой обман. До физического ощущения, до болезненности. Дара предвидения некромантия не предполагает. Но откуда-то настырно лезет ощущение, что я поступаю неправильно, не так, иду не в нужном направлении и должен предпринять какой-то другой шаг.
В конце концов я в раздражении так неловко ухватил Тобби, что тот вывернулся и пробороздил зубами мне по левой руке. Потом подпрыгивал, тявкал, махал хвостом, я извинялся перед ним, он передо мной, но нам пришлось остановиться у фонтана, чтобы я смыл кровь с тыльной стороны ладони. У каменной чаши в ногах у меня внезапно запуталась не одна собачка, а пять или шесть. Матросские швабры. Я поклонился матроне и ее девицам, вышедшим на площадь из аптекарского переулка, но, боюсь, сделал это несколько раздраженно и нервно. Девицы в испуге остановились, и, по обычаю своему, две из них раскрыли и закрыли зонты, а остальные попытались спрятаться друг за друга. Пришлось усилием воли успокаивать себя, свою спешку и порыв срочно бежать прочь, не зная, куда. Когда в городе нервничает аптекарь, дело одно. Когда о чем-то до видимой дрожи в руках беспокоится колдун – совсем другое. Дело не в вежливости. Мне нужно привыкать, что на меня иначе смотрят люди. Нужно учиться их обманывать. Потому что мой вид их пугает.