Я несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоить себя хотя бы внешне. Тогда дамы робко поинтересовались, куда я спешу. Ответил, иду в дилижансную контору заказать себе на завтра место, ибо дела мои в Бромме окончены, я уезжаю. Как, сказали мне, слегка осмелев и подходя поближе, вы разве не знаете? Дилижанс весь целиком выкуплен мастером Проспером, бывшим городским аптекарем. Прямо сейчас он собирает в багаж все, что можно увезти, дешево распродает, что нельзя, и завтра спешно отбывает из Броммы. К слову, у него есть прекрасное чучело крокодила, достопримечательность города, в обед цена была всего сто далеров, к вечеру наверняка упадет, потому что желающих нет. Не хотите ли приобрести?
– А чем объясняется его спешный отъезд? – поинтересовался я, несмотря на то, что, кажется, знаю причину. – Я был в аптеке утром, аптека работала.
– Она и сейчас работает, но остальное неизвестно, – покачала матрона зонтиком. – Мастер Проспер твердит, что нужно бежать, пока из него самого чучело не набили. Общее мнение таково, что наш добрый аптекарь помешался.
У меня после утреннего визита составилось сходное мнение, и подробнее я выспрашивать не стал. Аптекарем, надо сказать, мастер Проспер был не самым лучшим. Пластыри его на пятках у меня не держались, хотя по виду выглядели солиднее тех, что дал мне Фальк.
Однако теперь можно не лететь угорело к дилижансу, снова пересчитать недоделки и обдумывать свое поведение более тщательно. Мне даже легче стало. Уеду, когда сочту нужным. Завтра или не завтра, но теперь это зависит не от расписания дилижанса, а от меня самого.
Я попрощался с девицами и снова развернул письмо. Пощупал, поглядел на просвет, даже дал понюхать Тоби (тот, будь он человеком, пожал бы плечами на предложение определить автора). Кто в Бромме мог бояться излагать мне свои мысли или подробности происшествий, если не молодой священник? Полицмейстер? Полноте, в ночь создания адского кота мы с ним минут пять толкались на лестнице, не в состоянии разойтись на крутых ступенях так, чтобы его пивное пузо не увлекло нас обоих кубарем вниз, и он ничего мне не шепнул, даже намеком. Мои загородные знакомцы? На такой-то бумаге, с сургучом, с подобием печати и ровными буквами? Ведьмовской ковен развалился полтора века назад. У майора другой почерк, у Душечки тоже. А привидения писем не пишут.
В растерянности я огляделся вокруг и на паперти собора увидел семью нищих, деливших поданную им краюху – обросшего, неопрятного мужчину с седыми патлами волос из-под обвислой шляпы, очень грязную босую женщину и того самого мальчишку лет десяти, рвавшего кусок из рук старших. Я подхватил собаку и направился в собор.