Позже начальник стражи с трудом вспомнит, как добрался до подземелий, но то, что он в них нашел, запомнилось до мельчайших деталей. Увиденное буквально впечаталось в мозг и еще долгое время сочилось в памяти подробностями, словно гнойная рана.
В нескольких камерах от той, где был заперт Гимиро Штан, содержался не кто иной, как Зеинд Клоеф, более известный в городе под кличкой Рубило Кло. Свое громкое прозвище он получил за то, что среди местных лесорубов лучше всех управлялся с топором, и объемы проделанной им работы могли поразить даже самых опытных работников. Зеинд представлял собой крепкого рослого мужчину с темной от загара кожей. Глаза его были голубыми, а в сочетании с черными волосами казались особенно светлыми. Среди женщин он пользовался популярностью, вот только сердце его не принадлежало ни одной из них.
Несмотря на свой внешний вид, Зеинд не искал быстрых связей. Напротив, он предпочитал опыту невинность, отчего юная Шаоль Окроэ представлялась ему весьма лакомым кусочком. Девочка эта, по его мнению, была что надо: белокожая, тонкая, хрупкая, практически невесомая. Она напоминала ему ландыш, который буквально пах свежестью и невинностью, и этот самый ландыш ему не терпелось сорвать. Наверное, в этом году Клоеф даже решился бы предложить ей руку и сердце, если бы не небольшой спектакль, шутливый настолько, что стало совсем не смешно. То, как после сценки Шаоль бросилась прочь, и как другие мужчины грязно прикасались к ней, вызвало у Зеинда приступ ярости.
Однако гнев его был направлен только на юную Окроэ, которая каким-то образом позволила всему происходящему совершиться. Девушка, которую Клоеф считал невинной, оказалась не лучше трактирной девки, которую могли хватать все, кто хотел испачкать ладони. И тогда Зеинд решил, что он тоже не прочь испачкаться. Выпитый алкоголь только добавлял ему решимости, а веселые подбадривания друзей-лесорубов еще больше горячили кровь.
Теперь же кровь Зеинда остыла и свернулась, а его тело представляло собой фарш из костей и плоти. Привыкший ко многому Инхир почувствовал приступ дурноты, глядя на то, что когда-то именовалось человеком. Зеинд Клоеф оказался зарублен топором, причем тот, кто это совершил, был явно безумен. Куски тела валялись по всему периметру камеры, кровь окрашивала пол бордово-коричневыми лужами, но самым страшным выглядело лицо убитого, чьи глаза в ужасе вылезали из орбит.
Судорожно сглотнув, Инхир отвел взгляд и посмотрел на стоящего рядом Дагля.
— В остальных трех камерах? — тихо спросил он.
— То же самое, господин начальник.