Очнулась Серафима от боли. Маячившая бешеным обжигающим призраком в беспамятстве, она исподволь выросла до размеров, не помещавшихся более ни в одном сознании и подсознании, и оставался ей путь один – на волю. Руки, ноги, спина, рёбра – все кости, названия которых ей были известны, и о существовании которых она не подозревала, болели, словно пытаясь перещеголять в этом искусстве друг друга. Она попыталась шевельнуться, но движение было встречено такой какофонией боли, что она взвыла и снова едва не потеряла сознание.
Что случ…
Воспоминания предыдущего дня?.. часов?.. минут?.. вернулись к ней, как маятник из бочки с кирпичами.
Дети! Колдун! Слон!
Но что потом?.. и где?.. Где они?!
И где… она?
Она приоткрыла глаза, но увиденное не рассеяло волнений. Напротив: вместо неба, хоть и озаряемого пожарами, но ожидаемого, над ней нависал потолок, перечерченный тяжёлыми закопченными балками. Между ними пестрели, выложенные черепашьими панцирями, камнями и палками, какие-то символы. В изменчивом свете – то красном, то белом – они шевелились, точно живые, переползали с места на место или бестолково кружились, как блохастая шавка, кусающая себя за хвост. Как ни странно, глядеть на них было приятно и покойно, и даже боль, загипнотизированная бесконечным верчением, утихала, давая вздохнуть, насколько позволяли разбитые рёбра – и подумать. Но как назло, все мысли вертелись вокруг того, успели ли Ивановичи со своими местными друзьями сбежать и встретили ли Агафона. Иногда в памяти мелькал Иван, галопом уносящийся за котэнгу, но что случилось с ними обоими, она даже не представляла. Наверное, хоть с Агафоном-то встретились. Ведь кто-то нашёл ее потом, принёс в это странное жилище, положил… куда? На что-то ровное и жёсткое. При переломе позвоночника, говорят, первое дело… Спасибо тебе, добрый человек. Наложили ли на руки-ноги гипс, она не знала: пошевелить ими не получалось, но отчего – неясно: голова не поднималась и не поворачивалась тоже.
Где же все? Положили – и ушли? И никто не бдит в ожидании? Где Агафон, где дети, где Ваньша? В порядке ли? Что с ними случилось? Может, пришлось бежать? Спасаться?..
Что станет с ней самой, думать не хотелось. С такими переломами и дома лежать не перележать и калекой на всю жизнь остаться, а в чужой враждебной стране… Даже если это Агафон нашёл ее, а Ваня потом – их обоих… А если нет?.. Тогда история становилась еще короче и грустнее. Или наоборот? Валяться до пролежней как недоразделанная рыбина – не то удовольствие, которое хотелось растянуть.
Она не была пессимистом. Она была реалистом. И реализм подсказывал, что сегодня приключения ее закончились – раз и навсегда.