— Князь Заленский обещался передать.
— Борис? Так мы с ним с тех самых пор почти и не виделись, — ответил он, убедившись, что остальные заняты танцем и не слышат их. — Скажите, можем ли мы отойти в сторонку. Менуэт, как видите, не дает нам свободно общаться.
— Зато это позволит вальс, — Ольга весело улыбнулась. — И все же вы и сами могли бы мне написать. После нашей последней встречи, я надеялась, что вы так и сделаете.
Антон не успел ответить, Ольга развернулась назад, что бы сделать па с девушкой, стоявшей позади нее, и к своему недовольству увидела Машу.
— Так ты его знаешь? — спросила она, когда они закружились вместе.
На ее лице Оля не заметила ни обиды, ни разочарования.
— Виделись несколько раз, — скороговоркой произнесла Оля и вернулась к Войковскому.
— В день, когда мы с вами простились, Албашев непрозрачно дал мне понять, что вы ко мне равнодушны. И что все, что вы делаете — это только, чтобы позлить его.
— И вы, конечно, поверили ему, а не мне? — разозлилась девушка, сверкнула глазами и снова повернулась к Маше.
— Ох, Оленька, душенька, — трепетала она, — как же он хорош, как хорош. Не правда ли? Думаете, он пригласит меня сегодня?
— Не волнуйся, вальс будет ваш, Мария Олеговна. Я вам это обещаю, — с уверенностью ответила Полянская и вернулась к Антону, но продолжать с ним разговор не собиралась — звучали последние аккорды менуэта.
Как только танец закончился, Олег Денисович объявил обед. Гости, довольные и счастливые поспешили в другую комнату. Кавалеры повели своих партнерш к столу. Антон намерено не торопился и все пропускал остальных, чтобы остаться с Олей наедине, однако, сложиться разговору было не суждено. К ним подошел Полянский. Он кивнул молодому человеку и взял дочь под руку, желая сам сопроводить ее к их местам. Молодому князю ничего другого не оставалось, как только позволить ему увести Ольгу, с которой он теперь чувствовал особую необходимость объясниться.
Столько дней он провел в мыслях о ней. Но последний разговор с Албашевым слишком сильно врезался ему в память. Да и личные соображения Антона, и неверие в женскую верность раззадоривали его и заставляли клясть, на чем свет стоит, себя самого. Он, неискусный в делах любви, не понимал Ольгу. Злился от того, что не может точно определить нравится он ей, или ее жених прав, и все это лишь игра. Однако сердце его, не смотря на разум, продолжало вспоминать ее, и она вновь и вновь появлялась перед его мысленным взором то смеющаяся, то печальная. Но каждый раз, в его мечтах, она дарила ему свой нежный, полный заботы и любви взгляд.