Так начинала рыться яма (Голубев) - страница 22

Он лишь кивнёт и снова попытается заснуть. Проснётся от того, что тело в самом деле начинало подаваться вперёд. Напрягши ноги, Он замер и сглатывает липкую слюну.

Очень долгая ночь. Он снова открывает глаза, смотрит на костёр и на Неё: или сидит на бревне, упёршись лбом в кулаки, или подкладывает. Он разминает конечности и засыпает.

Утро. Колотящий холод и догорающий костёр. Проголодавшись, Они возьмут свои вещи и отправятся к яблоням. Одежда мокнет в росе.

Изобразив завтрак, Они некоторое время бродят по окрестностям, то выходя к равнине, откуда вчера пришли, то теряясь между деревьев. Вернулись к месту ночлега.

В пламени чернеют паспорта, другие документы, и два толстых фотоальбома со всей Их историей.

— Вот это твой отец, — Она держит в пальцах старую фотографию, а через секунду кидает её в костёр и идёт дальше. Он не знает, как реагировать, и просто молчит, а когда станет совсем не по себе — шутит о том, как весело горят фотографии: сначала немного съёживаются, а потом чернеют и рассыпаются в пепел.

Первый шаг сделан. Посидев немного, двигаются дальше. Небо угрожает дождём. Прохладно. Город снова повсюду: проследовав в одну сторону, скоро приходилось брать в другую. Когда Они сумеют выйти на верную тропу, погода окончательно испортится.

Буря приближается.

Позади увесистые клёны, но Они отчего-то залезут в дикую розу впереди. Та свободна от веток изнутри и даже имеет прорезь, напоминающую нарочно придуманный вход. Они оденут одноразовые дождевики, прежде уже ношенные и потому в дырках.

Гром врывается в уши и заставляет землю содрогаться. Стало очень холодно. Ветер прорывается сквозь куст и одежду. Вода струится по веткам и стекает на Них: Он поджал колени и обнял рюкзак, сидя на двойном листе, вырванном из крупноформатного журнала; Она — поставила сумку между Ними и сидит на газете.

Он готов заскулить. Дрожит, потом выдыхает и пытается совладать с собой, а когда очередной порыв ветра или дождевая струя проходятся по Нему, снова дрожит и напрягается телом. В мозгу пульсирует одна мысль: всё было зря. Перед глазами картина Их самоубийства: как Он представлял себе это последние полгода. Ветер кинется в лицо, и Он больше не может. Второй шаг.

— Может, давай? — Он повернул к Ней голову, и вода с дождевика залилась за воротник олимпийки, отчего шею непроизвольно дёрнуло.

В ответ Она лишь жалостливо посмотрит на Него и отвернётся. Он знает, что у Неё есть шприцы. Она говорила, что читала где-то: можно покончить с собой, введя в вену воздух. Он побежит вместе с кровью, а когда дойдёт до сердца — конец. Она приготовилась к уходу. Он непонимающе смотрит на Неё. Разве не этого Она хотела? Секунды идут, сердце бьётся, гремит буря. Видимо, не сегодня. Ему жалко упущенной возможности. Непогода уходит на второй план. Как же так? Он захотел умереть! А что, если бы Она не струсила? Он даже не подумает просить ещё: не даст.