Я стиснула зубы, чтобы те не стучали и чтобы не сказать какую-нибудь гадость. Да, барон по-своему прав. Я, как невеста и как потенциальный работник, обязана была разделять взгляды как пана Кржижановского, так и пана Ондржея, и сейчас в моем лице он отыгрывался на этих двоих сразу. Мило, очень мило, дорогие паны. Хорошо же вы меня подставили!
— В гроб кладут в белых тапочках, а не босиком!
Я больше не скрывала свое неудовольствия и демонстративно поджала зудящую от холода ногу.
— Вера, нельзя соблюдать все традиция, а то гроб может и не отпустить вас назад.
Барон произнес это как-то совсем без улыбки, и холод поднялся к самому моему сердцу. Как я могла на такое согласиться, как?! Но теперь очередной приступ стыда не позволит мне сейчас развернуться и бежать босиком прочь.
— Пан барон, давайте закончим уже наш эксперимент.
И я протянула ему руку. Вернее, обе руки, на что Милан тут же опустил свои по швам.
— Вера, я не буду класть вас в гроб. Боже упаси… Я вообще не думал, что вы согласитесь, — он нервно затряс головой, и я малость испугалась за него: вернее за себя в его обществе. В склепе, рядом с раскрытым гробом. — Я придержу вас, если что… Но лезьте сами, договорились?
И он поднял глаза. Обеспокоенные, но не безумные. Даже больше растерянные. У меня, наверно, были такие же. Я кивнула и взялась за край гроба, подтянула ногу и, поблагодарив мысленно школьных физруков, взяла высоту без какой-либо помощи со стороны барона. Ему, в отличие от карлика, хватило роста, чтобы заглянуть в гроб.
— Как ощущения? — спросил он без тени улыбки, и я так же серьезно ответила:
— Холодно.
— Привыкните. Искусство требует жертв.
Я попыталась улыбнуться на шутку, но не смогла. Было ощущение, что лежу я на иголках. Для успокоения я сжала деревенеющими пальцами атлас — тот стоял колом. Барон, все еще теплый, поднял мою руку и положил на грудь, затем проделал то же со второй, а на мой протест нагнулся и поцеловал в лоб. И вот тут я содрогнулась всем телом. Эксперимент разонравился мне окончательно, и я зажмурилась в страхе, что он сейчас еще и насильно опустит мне веки. Однако лежать в темноте со скрещенными на груди руками оказалось еще противнее. К тому же, я услышала странный скрежет и открыла глаза. И рот…
— Нет!
Я приподнялась с подушки и выставила руку, чтобы остановить движение крышки, но упала обратно от тихого "Тихо!" Барон точно до меня не дотронулся — обе его руки были заняты. Своими же я уперлась в ледяной атлас, которым была обита крышка, но остановить ее движение мне не удалось. Гроб с грохотом закрылся.