— Во сколько прощание? И где?
— В час дня на лётном стрельбище…
— Ты говорил с Су Хвой?
Я встал над кроватью, на которой лежала форма
и застыл. Жена Ван Мина останется совсем одна с двумя маленькими ребятишками. Это так несправедливо! Там должен был погибнуть я…
— Джин?!
— Нет… Я только из самолета. Тело доставили раньше, и я не успел увидеться с ней.
— Я выезжаю. Тебя забрать по дороге?
— Да…
Я сел на кровать и опустил голову. В комнате опять гулко звучали гудки, а перед моими глазами возник образ девушки, которая приготовилась умереть…
— Мила…
Почему-то именно в этот момент я захотел увидеть незнакомку, что непонятным образом возвращала мне веру в себя. В ней не было ничего необычного. Простая женщина, совершенно другой взгляд на жизнь и другая ментальность. Всё другое… Но это настолько манило, что я словил себя на мысли, что жутко хочу узнать её ближе. Стать ей хотя бы другом.
Я взял в руки сотовый и набрал короткий номер.
— Капитан Ван. Я слушаю вас!
— Мила Герман, медсестра военно-полевого госпиталя "Красного Креста". Найди на неё всё, что есть в базе службы спасения!
— Приказ понял, будет исполнено!
Я встал под горячие струи воды и выругался. Чёрт! Рана опять открылась, а я и забыл о ней. Нужно поехать в Канамский госпиталь или больницу. Но потом… Сперва Ван Мин…
Видимо я мазохист. Чертов ненормальный и сумасшедший мазохист. Это было невыносимо, но я стоял рядом с вдовой Мина Су Хвой и держал маленького Ю на руках. Это всё, что я мог для неё сделать в этот момент. Я мог быть рядом хотя бы сейчас.
Суг Дже смотрел на меня и лишь качал головой, пока мы прощались с Мином.
Похороны солдата это непросто поминальная служба. Это дань чести и долгу, который мы несём на плечах, словно собственный груз.
Огромный транспортный самолет и три гроба накрытых флагами. Для каждого свой, каждому своё место.
Ветер разносил мелкий дождь резкими порывами, и накрывал нас словно липкий холод. Я смотрел на фото друга и понимал, что четвертый гроб мог быть моим. Я мог лежать сейчас точно так же, как они и уже ничего не чувствовать.
Мы настолько привыкли к похоронам, что воспринимали это как данность. Чего не скажешь о детях.
Малыш на моих руках сидел неподвижно и тихо. Ю жался к моему кителю и маленькими ручками сжимал лычки на плечах. Он не понимал почему его держу я, и постоянно оглядывался по сторонам, видимо, разыскивая взглядом отца.
Старшей же мальчик, которого назвали в честь отца, Дже Мин всё понимал, и я восхищался тем, как семилетний ребёнок держит мать за руку, пока она давится беззвучными слезами. Дже Мин стойко смотрел перед собой и постоянно гладил мать по руке.