Наверное, в тот самый миг я и сорвался.
Провод лопнул. Багровая кровь прыснула и разлетелась: калейдоскоп сложился – мозаика. Лоснящийся глаз завращался и выпучился на ножке. Поганый гриб. Споры – пф-ф! – вот они, поганое, мерзость, гнусь! Какая-то шавка уцепилась в загривок, я стряхнул её кулаком. Хватит!
Розовое, багрово-красное, чвакающее, влажно плюющееся осколками… Где там Фриш? Уберите это! Они вставали, как драконьи зубы, а я бил в то место, где шевелилось больше всего, где пульсировало это безобразное месиво. Горох. Дрянь. Всё ничего не стоит и жизнь ничего не стоит дырка спросите меня спросите морица если не верите. Это не кувалда а гвоздодёр. И между прочим сильно. Темно и сильно. Сильно, да…
Я упал.
Удары затихли. Не сразу – так затихает дождь. Капли всё реже и падают прямо на голову.
– Берсерк чёртов, – сказал Полли.
***
Картина переменилась. Видимо, меня прислонили к чему-то наклонному. Иначе не объяснишь эту искривлённость пространства, что возникает после нокаута. Хорошо бы уснуть. Плохо, что смотрит Афрани. Хорошо, что пришла в сознание. Плохо, что Полли. Вообще всё плохо.
Дитрих Трассе приблизился и присел передо мной на корточки.
– Что на тебя нашло?
– Это на вас нашло.
«Бэбо ба баф бафбо» – бубы пдебдадились в бодушки. Бф-ф!
В этот момент я заметил Ланге.
Высокий как циркуль, крахмально-белый. Он встал позади Дитриха, держа руки за спиной, сохраняя выражение безучастного невмешательства. Я попытался в него плюнуть. Губа отвисла, и слюна капнула на штаны.
– И вы… Туда же.
– Куда? – спросил он с интересом.
– «Фарбен», – выцедил я (само-собой, получилось «Барбен»). – Гений стирального порошка! И почём у вас нынче серия опытов?
– Дорого, – спокойно ответил он. – Ну а как иначе? Сначала мы ввели правило о забое скота. Затем ограничили вивисекцию. Теперь запрещено варить даже ракообразных. Природа сама чистит животных, мы же, высшие звери, культивируем гниль. Вы вообще в курсе, чем я сейчас занимаюсь, а, Коллер? Брюшной тиф. Унтерменши органически боятся прививок. Обратите-ка на досуге внимание на кривую заболеваемости.
– Вы что же – выводите новый штамм?
– Ха! Новый штамм уже давно пирует и процветает. Скажите спасибо расовой толерантности. Я же тружусь над новым антибиотиком.
– Так вы, стало быть, патриот. А деньги идут… другим патриотам.
– Ну да… так.
Патриоты переглянулись. В моей голове пела труба. Больше всего на свете я бы сейчас хотел оказаться в прохладной ванне. Разбитые в кровь губы жутко саднило. От металлического привкуса к горлу подкатывала отрыжка.