В борделе у неё не было подруг, но она и не стремилась их обрести — не из гордыни и не из презрения к профессии девушек, а из-за апатии, так и не отпустившей её до конца. По-прежнему она не могла вообразить себе лучшей жизни, чем та, которой они жили с Реем — беззаботные как пташки, они порхали по разным уголкам Стении, питались тем, что пошлёт Всевышний, и не знали горя и страха. Ничто во всем мире, кажется, не могло сравниться со сладким блаженством тех дней.
Ложась спать (обычно это бывало под утро), Мэгг заворачивалась в своё одеяло и, зажмурившись, отчаянно молила Всевышнего сделать так, чтобы всё это обратилось сном. Но Всевышний не принимает пустых и глупых молитв, поэтому просьбы Мэгг оставались без внимания.
Прошёл почти месяц.
В одну из ночей, снуя туда-сюда по гостевой комнате, как обычно, Мэгг вдруг почувствовала спиной чей-то тяжёлый душный взгляд. Осторожно обернувшись, она, однако, не заметила ничего особенного. Никто не глядел на неё, никто не сверлил её взглядом. Гости пили, тискали девушек, хохотали. Нескладно бренчал на лютне музыкант в углу.
Возле чадящего камина стояла гордая хозяйка и мужчина в плаще. Вот он обернулся — и Мэгг снова как будто обожгло кожу, насколько пристально он смотрел. Хозяйка кивнула, и Мэгг внутри похолодела: они говорили о ней!
Но зачем? Кому она нужна?
Возможно, мужчина был из городской стражи — и тогда он сейчас схватит её и поволочёт обратно в тюрьму. Но Мэгг тут же подумалось, что теперь, с обрезанными волосами, никто не признает в ней преступницу, якобы обокравшую отца Гая. Она сама едва узнавала себя в отражении медного кухонного котла!
А может, хозяйка решила отдать ему Мэгг — но зачем? Она ведь согласилась с госпожой Дебю, что на неё и смотреть нечего, настолько она тощая и невзрачная.
Руки Мэгг работали, но мыслями она была возле хозяйки и её собеседника, а зубы от страха выбивали барабанную дробь. Наверное, поэтому, когда её окликнули, она даже не сразу разобрала свое имя. Но оно повторилось:
— Маргарет!
Пришлось подойти к хозяйке на негнущихся ногах.
— Да, госпожа, — Мэгг присела в реверансе, не глядя на мужчину.
— Отведёшь моего гостя наверх, в угловую спальню, и приготовишь ему всё, что нужно. Шевелись.
Гостю было, наверное, около сорока. У него был гладко выбритый жёсткий подбородок, коротко, по-военному стриженные волосы с проседью, кривоватый нос, сломанный в двух местах, и круглые, чуть навыкате глаза. Он снова взглянул на Мэгг тем же тяжёлым взглядом, но не произнёс ни слова, пока они поднимались по лестнице и шли по коридору. Угловая спальня была одной из самых больших и хорошо обставленных: здесь чаще всего менялись простыни, а над кроватью был балдахин.