Мэгг не знала этого, но она попала в камеру дознания — здесь держали только тех, кто ещё не получил приговора. Проститутки и сводница чувствовали себя спокойно: они были здесь далеко не впервые, и им была хорошо известна цена выхода.
Воровкам было хуже: их ожидал королевский суд.
— Я ничего не делала, — тихо сказала Мэгг в ответ на вопрос о том, как она сюда попала. А потом, сама не зная зачем, рассказала неожиданным соседкам всю свою короткую и не слишком-то увлекательную историю: начала с поисков Рея и закончила побегом от отца Гая.
Сводница в ответ расхохоталась и объявила:
— Вот дура девка. Жила бы у святейшего отца, что сыр в масле!
Остальные её поддержали, и только Зои сказала, сердито глядя из-под криво остриженной чёрной чёлки:
— А я бы взаправду подсвечники взяла бы. И серебро. И пусть бы меня искали.
Мэгг невольно подумала, что будь у неё деньги, она не попалась бы Жёлтым плащам. Кто искал бы её в тавернах и корчмах?
Но эта мысль тут же ударила по сердцу: это была отравленная стрела, её требовалось немедленно извлечь и отбросить прочь. Рей хотел, чтобы она жила честно.
Уже засыпая (ей не досталось даже соломы, так что лечь пришлось на голые камни), она подумала: если Рей хотел ей честной жизни, зачем учил лгать? Все его слова о том, что она — истинная леди, разве не ложь от начала и до конца? Можно было бы тешить себя сказками о том, что это не так. Но откуда музыканту и вору взять дочь лорда? Кто дал бы ему право бродить с ней по дорогам?
Почему-то именно здесь, в грязной камере, на ледяном полу, в окружении потных, воняющих немытым телом товарок по несчастью Мэгг с ясностью осознала: сказки, которую ей сочинил Рей, не существовало никогда. Если она где-то и была, то только в его воображении: богатом, как у настоящего поэта, и изощрённом, как у мошенника.
Чего он хотел? В какую игру сыграл бы, не вмешайся в это дело Всевышний, одной рукой раскрыв аферу, а другой оборвав жизнь самого Рея? Мэгг не знала.
Ей бы хотелось верить, что человек, которого она любила как отца, брата, мужчину, желал ей счастья. Но разве она не была бы счастливее с ним, безо всякого обмана?
Она словно видела в своём сознании двоих разных людей: один — тот Рей, который учил её читать, который пел ей песни и танцевал с ней на пустой поляне, он был знакомым и родным; другого она совсем не знала. И теперь она ясно понимала, что это тот, второй Рей отдал её Кэнту, и он же повторял всякий раз, что стать настоящей леди — это её призвание.
Всё это время она жила мыслью, что он желал для неё лучшей жизни. Глядя на этих женщин в камере, она в этом усомнилась. Как мог он думать, что она будет счастлива во лжи? Как мог он быть уверен, что Кэнт выдаст её замуж за кого-то, кого она полюбит?