Время было, наверное, уже очень позднее, но Мэгг не могла уснуть. Беспокойные, суматошные мысли пойманными птицами бились о стенки её разума, вызывая головную боль, а от холода ломило кости.
Что ей делать сейчас?
Можно обвинить Рея во всём, но разве это послужит ей облегчением? Она сомневалась. Нужно было думать о том, как выбраться из тюрьмы, как доказать, что она не прикасалась к тому серебру, но она снова и снова возвращалась к размышлениям о Рее. Что он сделал бы, когда она стала бы леди Эскот?
Её прошиб ледяной пот от какого-то смутного предчувствия, подозрения в чём-то ужасном — но, слава Всевышнему, она так и не сумела понять, в чём именно.
Внезапно что-то тёплое коснулось её плеча. Она вздрогнула, открыла глаза и увидела Зои.
— Спишь, что ли? — почти беззвучно шепнула та.
Мэгг покачала головой.
Зои сделала знак, чтобы она приподнялась. Наклонилась к самому уху, щекотно дохнула и сказала:
— Знаешь, чего за воровство бывает? Нет? Как с судьей повезет. Могут руку отрубить. Могут сразу в рудники — а это смерть смертючая. Но я тут подумала… — она придвинулась ещё ближе и застрекотала, так быстро, что Мэгг едва улавливала смысл её слов, и так тихо, что почти половину было не различить.
Глава двадцать первая. Неожиданное убежище
Люди говорят, что на некоторых младенцах, едва они появляются из материнской утробы, Всевышний останавливает свой взгляд на целую долгую секунду. В эту секунду он видит только полюбившегося младенца, и память об этом внимании сопровождает человека всю жизнь. Такие дети не умирают от лихорадицы, переживают чуму, спасаются от отступающих армий и выкарабкиваются из горящих домов. Мэгг никогда не считала себя одним из таких младенцев, но, идя по пустому тюремному коридору вслед за проститутками и маленькой Зои, думала, что, может, и одарил её Всевышний особым взглядом — иначе как объяснить, что она почти на свободе?
Зои на рудники не хотелось, и она придумала заморочить новой, сменившейся за ночь страже, голову — сказать, что все они в камере за одно сидят. Проституткам кара не велика — только волосы стригут, да пару раз кнутом по спине прохаживают, чтобы неповадно было. Мэгг она подговорила врать, чтобы никто не задумался, будто среди них могут быть воровки. Тюремная стража, выражаясь словами Зои, «дуры и ночные горшки» — читать не все обучены. Им что двоих, что пятерых к палачу вести. А как их отстегают и остригут, так сразу можно будет сбежать — и никто их не найдёт.
— А мне и стричь нечего, — шепнула Зои на ухо Мэгг. У неё и правда были совсем короткие волосы, а какого цвета — не разберёшь в грязи. Сама Мэгг старалась не думать о волосах. Пусть это самое красивое, что есть в ней, пусть было до слёз больно вспоминать, как Рей расчёсывал их деревянным гребнем и заплетал в тугие косы, не важно. Лишь бы выбраться из тюрьмы, а там…