Она не знала, что будет «там». Ей не хотелось больше ничего искать, всё, что ей было нужно, это простая работа, крыша над головой и покой.
Коридор оказался длинным и извилистым, каменным, но неожиданно сухим, в отличие от своего мрачного собрата в Шеане. Вели их долго, трое стражников (причём только один в жёлтом плаще) шагали впереди, ещё трое — позади, да ещё и всем им сковали цепями руки. Если бы они задумали побег, размышляла Мэгг в каком-то странном состоянии отупения, то ничего бы не вышло.
Яркий дневной свет резал глаз. Их повели по улице — на площадь, конечно. Мэгг бывала на казнях и видела толпы людей, собирающиеся туда. В этот раз толп не было. Так, пара десятков зевак поглядывала на них, кто-то плюнул на землю, кто-то присвистнул — вот и всё.
— Зои, — шепнула Мэгг, не оглядываясь. — Почему нет людей?
Зои засмеялась кашляющим смехом и ответила тоже шёпотом:
— Делать им нечего — смотреть, как отстегают пяток шлюшек. Есть дела поважней.
Их вывели на деревянный грязный помост, поставили спинами к площади. Громадных размеров женщина с громадной корзиной выбралась откуда-то из-под пустующей виселицы, вытащила из-за пояса ножницы под стать себе, пощёлкала ими и быстро — щёлк-щёлк — обрезала волосы всем. Мэгг вскрикнула, когда пропал вес косы, но тут же закусила губу и опустила голову пониже. Теперь её не узнать. Она больше не похожа на ту, кого ищет отец Гай. Только плакать все равно хотелось.
Зои и ещё одну женщину не стригли. Потом вышел палач — рослый бородатый детина, без маски, с пучком зелени в зубах. Прошёл перед ними, почёсывая голое пузо, зашёл за их спины и (Мэгг повернула голову, чтобы видеть, хотя её и начинало трясти от ужаса при мысли о близком наказании). Первой была сводница. С неё сдернули платье, грубо поставили на колени, щёлкнул кнут — и она заорала. Ещё удар — палач ногой подвинул её в сторону, а стражник уже расковывал руки. Мэгг была предпоследней, и когда палач дошёл до неё, у неё подгибались колени. Без платья оказалось страшно холодно и мучительно стыдно, но от стыда не осталось и следа, когда кожу ошпарил кончик хлыста. Боль от клейма уже была слишком давно, забылась, ушла куда-то глубоко в сны и кошмары, а боль от хлыста была реальной, страшной. На смену жару пришёл холод — и снова как будто плеснули кипяток, а в горле оборвался ещё один вскрик. В бок пнули тяжёлым сапогом, но не нарочито болезненно и зло, а просто отпихнули, как бездомную собаку.
Она упала и тут же завозилась, силясь натянуть платье на горящую спину. Стражник расстегнул кандалы, и Зои рывком помогла ей встать.