— Сожги, Тим. Я тебя прошу. Единственное, о чем прошу.
Тимур не смог. Вынес все из мастерской и запер у себя в гараже. Рука не поднялась уничтожить все то, чем жил его друг. Тогда ему казалось, если выполнит просьбу друга – потеряет того навсегда. И сейчас, наблюдая, как Русалка едва не пританцовывает от радости, довольная, как стадо слонов, точно уверен, что тогда поступил правильно. А Рус его поймет.
— Не может быть, — выдыхает она, разворачивая тщательно упакованные кисти. Проводит пальцами по витиеватым надписям с именем владельца и мастера. Ручная работа. Тимур помнит, как Рус их делал, потому что все уши прожужжал, уговаривая Тимура раздобыть ему необходимые ингредиенты. Тот раздобыл, а потом почти двое суток сидел в мастерской, впервые видя друга за работой. Тогда он впервые подумал, что если у человека могли бы быть крылья, то в те дни они выросли у Руса.
Русалка вскидывает на Тимура потрясенный взгляд.
— Это же…это…
— Да, — улыбается Тимур, накрывая ее дрожащие пальцы ладонью, — это кисти Руслана. Он сделал их сам. Думаю, он не будет возражать.
— Тим… — всхлипывает, прижимая к сердцу кисти вместе с его ладонью. Маленькое, но такое большое, оно стучит, как заполошное, чечеткой вытанцовывая шальную радость. — Спасибо.
— Нет проблем, Русалка. Все, что хочешь.
— Все-все? — переспрашивает с озорством.
Тимур кивает.
— Тогда раздевайся, а я пока все приготовлю. Буду тебя рисовать.
И вихрем умчалась, прихватив мольберт.
Тимур раздевается, принимает душ и, не вытираясь, натягивает на голое тело джинсы. Верх оставляет обнаженным, как и ступни. Так босиком и выходит на террасу, где уже ждет Русалка.
Он входит тихо, но она оборачивается, словно почувствовав его. Губа закушена, волосы сколоты парочкой кисточек. На мольберте девственно-белый лист, а на палитре лишь оттенки черного и высокий барный стул у стеклянной двери. На него Тимур и усаживается, прислонившись спиной к прохладному стеклу. одну ногу ставит на перекладину, а другую вытягивает, ступней упершись в нагретую солнцем плитку.
Русалка все это время дышит едва, ловя каждое его движение. Тимур уверен, что даже скатывающиеся с мокрых волос капли не ускользают от нее. И он ощущает на себе ее взгляд, как самую изысканную ласку. Каждый миллиметр кожи горит под ним, каждый рваный вдох обжигает легкие, распаляя настолько неистовое желание, что Тимуру приходится силой удерживать себя на месте. А она обнимает его взглядом, поглаживает, опускаясь все ниже. И никакого смущения, когда в паху все наливается желанием, выпирая под узкими джинсами ей навстречу.