— Ты не сделаешь этого, — качает она головой и делает шаг к двери.
А я достаю телефон. И сейчас в эту минуту я не блефую и не бросаю пустых угроз. Потому что всегда держу свое слово. Даже если это размажет меня самого.
Номер отыскивается быстро, нажимаю кнопку вызова. Звонарь отвечает сразу, словно только и делает, что ждет моего звонка. Включаю громкую связь.
— Ты все-таки передумал, — вместо приветствия подначивает Звонарь, подпитывая моих распоясавшихся демонов, — и решил поделиться своей цыпочкой?
И вижу, как застывает каменным изваянием моя маленькая беззащитная Бабочка. Как разворачивается невыносимо медленно и смотрит, выжигая внутренности, заставляя корчиться от боли всех чертей моего персонального ада.
Давай, Бабочка, убей их всех нахрен, и я буду целовать твои ноги целую вечность.
Но она закрывает глаза и обессилено опадает на пол. И я всерьез трушу, что она развалится на куски, как старая, давно забытая на чердаке кукла. Но она лишь подтягивает колени к груди и обнимает их с такой силой, словно они спасательный круг в штормовом море.
И…рождает новых, злых и черных, что тьма, демонов.
— Ты же знаешь, я не привык делиться своим. Хотел отменить наш бой.
— Что, не в форме, да, Мастер? — веселится Звонарь. — Оно и не удивительно: так парня отделать-то. Не умеешь ты дела делать, Стас. Эмоции мешают. Неужто так девочка зацепила? Хорошая, не спорю, но…
— Но это не твоего ума дело, — огрызаюсь, схлестываясь с синим, что августовское небо, взглядом Евы. Она и так услышала все, что мне было нужно. — И да, пожалуй, нам не стоит больше встречаться, Звонарь. С клубами все решим мирно, обещаю.
И отключаюсь.
Бабочка раскрывает искусанные губы, явно намереваясь что-то сказать, но мой телефон оживает входящим от секретаря, который я не могу проигнорировать. Потому что только Татьяна Михайловна в курсе, где я и с кем, и что я доступен только по неотложным делам.
Дело действительно важное: звонил Роман Никифоров, агент новорожденного Пеле, и просил о встрече. Ну что ж, будет ему деловой ужин.
Прохожу мимо Бабочки. В машине есть сменная одежда, которой я запасся заранее, зная, куда и насколько увезу Еву. Сгребаю все бумажные пакеты и возвращаюсь обратно в дом.
Бабочка по-прежнему сидит на полу, уставившись в одну точку. Присаживаюсь на корточки напротив и в ее полных слез глазах читаю только один вопрос:
«Когда же ты стал таким чудовищем, Стас Беляев?»
«Когда я вложил тебе в ладони свое сердце, моя маленькая лживая Бабочка. А ты выбросила его на помойку».
— Одевайся, Ева, — сгружаю ей под ноги пакеты. — У нас важная встреча.