Озеро нашлось к вечеру. Долго шли, стараясь держать за спиной сожжённый город. Идти приходилось вверх и вверх, начинались предгорья, всё чаще стали попадаться огромные валуны, которые приходилось огибать. Их волок за собой отступавший ледник и оставлял где попало. За одним из таких камней открылась отвесная скала, тёмно-серая, с отливом в синеву, с ржавыми подтеками и пятнами. Со скалы сбегал широкий, но тонкий водопад, наполняя неровную чашу. Одна проблема: вода была чертовски холодной. Сихар даже тихонько зашипела сквозь зубы, зябко поджимая пальцы.
— Подогреть? — спросил Эрм.
Он заговорил впервые после того, как они покинули гибнущий город, и Сихар вначале не поняла, что он сказал. Что он вообще заговорил. Потом спросила:
— А ты умеешь?
Он кивнул. Их учили обходиться в полевых условиях минимумом магии, не подкреплённым артефактами Опоры. Мало ли куда могло забросить военное счастье, умению выживать учили всех. Кто учился плохо, тот погибал. Погибать никому не хотелось на самом деле, во всяком случае, вот так, по собственной глупости. Учились все хорошо…
Поставить щиты, согреть воду до приемлемой температуры. Изящное решение: прогонять через тепловую ловушку бегущий в чашу водопадик, поддерживая тем самым приток тёплой воды. Сихар нырнула и сразу ушла вниз, чаша оказалась очень глубокой. Эрм смотрел на тёмное тело, неподвижно лежавшее у самого дна, и ни о чём не думал. В голове было пусто, как в могиле.
* * *
Дорога, ныне заброшенная, шла через ущелье. Узкая полоса тёмно-сиреневого плотного покрытия уже успела посереть от пыли. Сихар дороге обрадовалась, говорила, что по ней легко будет перебраться через горы. И что наконец-то можно будет идти по-человечески, не по камням и буеракам, а по ровной поверхности. Эрм умерил восторги девочки, заставив её сойти с дороги сейчас же. Оставленный в пыли след тщательно замёл. И дальше повёл её за обочиной, стараясь оставлять между собой и дорогой как можно больше препятствий. Деревья, валуны, кустарник — всё, что угодно.
Сихар возмутилась было, но тут же получила жёсткую оплеуху и короткий приказ заткнуться. В полевых условиях хуже детей и женщин ничего нет, а юная целительница содержала в себе оба зла в полной мере. И ребёнок, и женщина. Объяснять ей было слишком долго. И шуму много. Поэтому, распознав начало новой истерики, снова занёс руку. Она увернулась, смотрела огромными глазами.
— Молчи, — повторил он ещё раз. — Молчи! Накличешь охотников.
— Охотников? — одними губами прошептала Сихар, из оранжевой становясь буровато-серой.