Он следил пристально, пытаясь увидеть хотя бы что-то. Но сТруви не таился ничуть. Жизнь его была прозрачна, как на ладони, а так не бывает. Если твари нужна кровь для того, чтобы банально выжить, то как эта самая тварь без крови обходится? Загадка. Воображение рисовало картины одна ужаснее другой.
— Спрашивай, — кивнул как-то доктор после смены. — Не стесняйся. Что тревожит тебя?
Все метания подопечного он видел насквозь без всякой магии: они проступали на лице у того крупным шрифтом.
— Вы что же, совсем кровь не пьете? — спросил Эрм.
— Отчего же? — пожал плечами сТруви. — Пью.
— Я не видел, — с вызовом сказал Эрм.
— Так не здесь же… На Грани.
— Почему там? — удивился Эрм. — То есть, хочу казать, какая разница?
— Там интереснее, — объяснил сТруви. — И пользы миру больше… Видишь ли, тех, кто совершил высшее деяние зла, то есть, сознательно убил или обрек на муки заведомо слабого, можно уводить из мира вне рамок навьей правды. Никаких ограничений. Никаких вообще, — он улыбнулся, показав на мгновение кончики клыков.
Эрм обдумал сказанное. Под такое определение совершивших зло подпадал практически весь Истинный Народ! Самое устройство жизни Народа не предполагало иного. А это значило, что у тварей настала очень сытая жизнь.
— Тогда зачем вы воюете? — спросил он. — Вот вы все… неумершие, как вы себя называете… Зачем? Война для вас дом родной! А вы хотите сбросить нас за край мира…
— Сколько можно жрать? — вопросом на вопрос ответил доктор. — Мы устали…
— Вы можете сделать… других… таких же, — не сдавался он. — Вы же можете. Я видел. Вас будет много, вы не будете уставать.
— Видишь ли, — терпеливо, как ребёнку, ответил доктор, — стихия смерти не терпит лишнего груза. Баланс нарушить легко, восстановить его — сложно, а в иных случаях попросту невозможно. Проще говоря, не каждая наша проблема решается простым увеличением количества. Будь это так, живых в нашем мире довольно скоро просто не стало бы. Ни одного.
Эрм обдумал сказанное. Всё равно ему казался здесь какой-то подвох, но вот какой…
— И всё же вы взяли этих детей, — сказал он. — Сразу девятерых! Как это соотносится с вашими же собственными словами о бережном отношении к стихии смерти?
— Я бы ни одного из них не взял ни за что, — честно признался сТруви. — Ситуация была несмертельная. Они бы жили, пусть — искалеченными, но жили бы, как все живут после тех же тяжёлых ранений, кто без ноги, кто без руки… У них у самих в головах полный бред был насчёт неумерших, вся эта романтика детская, про магию смерти и прочее, иначе не лезли бы ко мне в младшие с такой отчаянной глупостью. Но за них просила княгиня светлая Сирень-Каменногорская, а я был ей должен. В своё время она поймала меня за язык, живые это могут, если не уследить. Я — не уследил. Мы не свободны так, как свободен любой из живых, даже самый бесправный по статусу. Всё же мы больше «что», чем «кто». Мне пришлось платить… Никому, будь оно всё проклято, не пожелаю тащить через метаморфоз ребёнка! Мучения детей — не то, чем можно наслаждаться бесконечно…