Андрей между тем продолжал склонять дядю к откровенному разговору, пытаясь нащупать его «слабое» место.
— Ну, так что, дядя, — говорил он, стараясь держать себя более вежливо, — как будем действовать дальше, как кровные родственники, либо же ты предпочтешь, как положено, — по закону?
— Послушай, племянник, — отвечал надменным тоном Владислав Александрович, — я же, кажется, ясно сказал, что мне предложить тебе нечего. Я понимаю твое стремление загладить вину перед своими родными, но почему в этом случае я должен тебе помогать. Если ты человек разумный, то прекрасно должен понять, что прелестная дочка и ее милая мама мне также, как и тебе, совершенно не безразличны. Так почему ты думаешь, что я не горю желанием поймать эту «стерву» и засадить ее за решетку? Мне точно так же, как и тебе, непременно хочется, чтобы она понесла справедливое наказание. И, кстати, насчет огласки скажу, что угрожать мне не надо: я уже не в том положении, чтобы кого-то бояться. У меня давно состоявшийся бизнес и жизненные устои, так что, даже если Карина и отзовет от меня все наши активы и, боюсь даже представить, освободит меня от занимаемой должности, внакладе я все равно не останусь, ведь я только в этой фирме имею десять процентов всех акций, не считая в тайне от супруги созданных офшорных фондов и фирм. Если ты меня знаешь, то должен понимать, что человек я не глупый и, при том образе жизни, который веду, давно уже предвидел возникновение такой ситуации и сумел к ней, как следует, подготовиться. А то, что ты пытаешься мне «навесить» ярлык соучастника преступления, так это надо еще доказать, и для этого, как минимум, придется найти того человека, что совершил наезд на нашу дочку, а, как это сделать, я так понимаю, тебе пока не известно. Так на чем мы еще там остановились?
Андрей смотрел на дядю, поражаясь его непробиваемой наглости, не в силах сказать что-то в ответ. «Правильно отец не водился с этим „мерзавцем“, — предавался он негодующим размышлениям, — и мне завещал точно такое же отношение. Он подлец еще тот, как, в сущности, и я сам. У нас сбивают машиной дорого нам маленького человечка, а мы сидим здесь и распинаемся, кто перед кем виноват. Надо, действительно, выписывать ордер и тащить его в Управление, а уж там развязать язык мы ему как-нибудь да сумеем. А то ишь-ты, сидит тут словно барон, да пытается меня научить прописным истинам». Такие мысли терзали его взбудораженный мозг, не находя своего разрешения, как можно разговорить предвзятого родственника, который, кроме себя, не любил ни Бога, ни черта, никого другого на свете. Но, не смотря на такое к себе отношение, отступать оперативник не собирался, прекрасно, при том, понимая, что, как он завершит это дело, так впоследствии сложится его личная жизнь, а главное, сможет ли он вернуть расположение милой любимой и уговорить ее вместе с дочкой вернуться домой. Супруг полностью раскаялся в своей слабости и сейчас искал любой выход, чтобы только загладить вину. Хотя то, чтобы найти жестокую «стерву» (в этом он был полностью согласен с Азмирой) было абсолютным делом его персональной «оперской» чести. Поэтому и разговорить надменного дядю должен был именно он, без чьей-либо помощи. Вот полицейский и решил сменить тактику и перешел от «плохого копа к хорошему».