Хруст собственных костяшек показался каким-то ненастоящим. Словно кто-то неподалёку от меня наступил на фисташку. Удивительно, но я даже не почувствовал боли. Пальцы слегка подрагивали, кожа начала кровоточить, но как бы сильно я не пытался ощутить хоть что-то, отдалённо напоминающее боль, в голове была пустота.
Я смотрел на застывавшую на диване кровь, на размазанные по паркету красные разводы, на бурые кляксы растекающегося по столу виски, и рука сама включила телефон, пролистывая контакты в поисках последнего человека, способного пролить свет на всё этом безумие.
— Добрый вечер, Рикман. Скажи, если тебе сейчас привезут образец крови, то ты сможешь определить, что именно принимает её хозяин?
— Добрый, мистер Прайд, — отозвался пожилой врач после небольшой паузы. — Вы ищете что-то конкретное или хотите, чтобы я проверил её на всё, что только можно?
— На всё от и до. Я хочу знать, какая именно дрянь убивает моего сына.
— Это займёт много времени. Но если хотите, то я обращусь в криминалистическую лабораторию. У меня там как раз есть один старый знакомый.
— Спасибо, Эрик, буду очень тебе за это благодарен.
Устало потерев переносицу, я подошел к дивану, рухнув на него с вполне слышимым треском. Нужно было перевести дыхание и успокоиться. Собраться с мыслями и подготовить себя к очередному изнуряющему противостоянию.
Полураздетая, с обнаженной грудью, она стоит передо мной на коленях, пока я продолжаю сжимать её горло. Я чувствую, как под моими пальцами играют напряженные мышцы в безуспешной попытке избавиться от удушающих тисков. Длинные ногти впиваются в мои запястья, раздирая кожу до крови. Врезаются всё сильнее и глубже, словно пытаясь исполосовать набухшие вены.
Слышу, как из пересохшего рта вырываются гортанные хрипы. Сухие и тяжелые. Она пытается хватать воздух. Хлопает губами, напоминая выброшенную на берег рыбу. Большого голубого тунца со стеклянными глазами.
Она смотрит на меня словно слепая. Плачет. А в голове снова и снова прокручиваются слова отца: «Ну, так что ты делаешь с ними, а? Бьешь? Режешь? Душишь?»
Они как надоедливая песня! Я пытаюсь выкинуть их! Пытаюсь забыть! Стереть из памяти! Но ничего не выходит. Его голос гудит во мне, растекаясь вместе с кровью.
Он так глубоко, что от него невозможно избавиться. Невозможно ни вырвать, ни испепелить! Он зудит в опухших мозгах надоедливым комаром! Пищит, переходя в ультразвук, от которого начинает болеть в висках, сдавливать их невидимыми тисками, взрывая череп своими навязчивыми вибрациями!
— Достаточно! — кричу и делаю шаг назад. Звуки собственного голоса напоминают противное рычание пантеры. Осипший, звонкий и такой истеричный, что хочется заткнуть уши! Словно в этот момент я превратился в загнанного в угол зверя. — Надоело уже, — хватаю со стола бутылку и втягиваю жгучий алкоголь жадными глотками.