Но радоваться пришлось недолго — огни погасли. А через пару секунд зажглись снова подальше. Алёнка опять побежала к их свету, но не успела догнать, как они возникли ещё дальше. А потом ещё и ещё…
Алёнка мчалась вслед за огнями, не разбирая дороги и молясь только о том, чтобы они не привели ещё к какому-нибудь обрыву или болоту. Но земля под ногами была твердая, и обрывы не попадались.
Сколько это продолжалось, она не знала. Дыхание начало сбиваться и в боку закололо. Тело потеряло чувствительность. Было ощущение, что у неё вместо ног одноколесный велосипед, и что она уже просто катится вперед на бешеной скорости, не разбирая пути.
В какой-то момент она заметила, что путь идёт под гору. А потом огни исчезли. Совсем. Она пробежала по инерции ещё несколько метров и рухнула на землю без сил. Прислушалась. Волков слышно не было.
— Уг-гу! — будто подтверждая её догадки, крикнул филин.
Или сова? Было не важно. Всё было неважно, кроме неба и крупных звезд, подмигивающих изредка…
Вопреки ожиданиям, Аленка не заснула тут же. Это было бы глупо — убежать от волков, чтобы попасться местным… Кстати, кому? Служащим, наверное. Тем, которые ведут учет крепостных и заводских.
Надо было двигаться дальше, но тело отказывалось. Усилием воли Алёнка заставила себя подняться на разъезжающихся, как у оленёнка, ногах и осмотрелась. Впереди под уклоном мелькали огоньки Полевского.
Через 10–15 минут медленного спуска по Думной горе показался тусклый свет в окошке избушки, стоящей на отшибе. Это значило только одно — Варвара Степановна была дома.
Алёнка кралась к дому своей спасительницы, как тать в ночи. В голове крутились фразы, с которых лучше начать разговор, но все они казались какими-то неудачными. Беглянка задержалась немного на пороге, прежде чем постучаться и открыть скрипучую дверь. И услышала тихие голоса из окна. «Стоп, Алёна. Надо послушать, кто там у Варвары сидит. Вдруг лучше подождать, когда гости уйдут?» — и она прокралась поближе к открытому окну.
— А я ей и говорю, дурочка, ты Танюшка — никогда-то Авдей в твою сторону не взглянет. Дитя ты для него неразумное, — с усмешечкой в голосе говорила Малаша.
— Умгу, — вторила Варвара Степановна. — А она что?
— А она заладила: вон Фильке, мол, шестнадцатый годок всего, а поди уже, сам барин к ней посватался.
— Видела Фильку в поле. Радостная. — Но почему-то после этих слов Варвара тягостно вздохнула.
— И я ей говорю, Филька расцвела не по годам. Мужики на неё давно запоглядывают. А ты, Танюшка, — жердинка ещё.
— Мм… А она?
— Плачет в сенях тайком, а того и не знает, что глаза потом красные всем видать… Жалко мне ее, Варвара Степановна… Может, зелье какое есть? Отворотное.