Коза была не крупной, и спокойно шла прямо в руки своей убийце, а именно так себя ощущала младшая дочь Короля, нельзя убивать животное, если мясо его не пойдёт в пищу, а шкура на одежду, только тогда это оправдано, и только так велят Боги и природа. Девушка трясущимися руками взяла козу за шею и, под ужасающие песнопения, повела на редкость спокойную козу, которая, казалось, засыпала на ходу, к чаше в руке Богини, ступила на неё и, практически волоком, затащила козу.
Мантия была тяжёлая, девушке было невозможно даже повернуться в ней, но нужно было встать на колени, не испачкав ткань, принести жертву, не запачкав себя и одежду, встать и выйти. Вопли жриц становились невыносимыми, коза лежала без движения, Айола лишь для видимости придерживала её рукой, когда взяла специальный нож, лежавший на той же каменной руке, и провела по шее животного, как и учила её старуха. Всё это время она про себя молилась своим Богам, слушая песни Жриц чужой для неё Главной Богини, и была уверена, что столь грозное Божество раскроет её обман, и рука вот-вот сожмётся, раздавив Айолу.
Крик Верховной Жрицы, взлетевший хор голосов других Жриц, к которым присоединялись ещё и ещё, и крики толпы с улицы, дали знать девушке, что Главная Богиня приняла её жертву, и будущей Царице следует выйти к народу и к своему будущему мужу, который должен ждать её у ступеней храма.
Под жуткий грохот барабанов, который присоединился к пению и крикам Жриц, она вышла на ступени и увидела рассвет, толпы простого и знатного народа, чаще мужчин, которые кричали и приветствовали свою будущую Царицу, и огромные носилки, больше напоминающие помост, которые несли самые могучие воины, которых она только могла представить, а сверху стоял Царь Дальних Земель Горотеон. Лицо его было непроницаемо, взгляд ужасен, он напоминал каменное изваяние, Главную Богиню, смотря на свою будущую Царицу так же сверху, и Айола ощущала всем своим телом и душой собственное ничтожество перед своим Царём и господином.
Носилки остановились, Горотеон не повернул голову в сторону будущей Царицы, лишь когда она поклонилась в ноги своему Царю, как рабыня, потому что он её господин, и встала тут же, едва не покачнувшись под тяжестью мантии — она не рабыня, в точности, как учила её старуха, — она увидела, что Горотеон стоит на тех же ступенях, что и она, и подаёт ей руку, чтобы та вошла на носилки, украшенные парчой, мехом и золотом. Рука будущего мужа была тёплой, почти горячей, а вот взгляд пронизывал холодом.
Уже стоя на носилках, по левую сторону от своего Царя и господина, она опустила на мгновение взгляд на свою руку и увидела запёкшуюся кровь, в свете солнца она была бурой, комки забрались под расписанные ногти и смыли узоры на руках. Айола почувствовала тошноту и то, насколько же тяжела её мантия, и как давит корона. В глазах помутилось, люди, бесконечно выкрикивающие, прославляющие Царский род, покачнулись, она чувствовала тошноту такой силы, что была не в силах остановить это, ноги её стали подкашиваться, а сама она падать в небытие. Чья-то сильная рука осторожно удержала младшую дочь Короля, она чувствовала, как облокотилась на что-то холодное — камни на мантии Царя, — и, смотря в одну точку, позволила себе мгновение так необходимого ей отдыха. Придя в себя, она глянула на своего Царя и господина, но его лицо оставалось неподвижно и сурово.