Разъяренный зверюга, грозно распушив поднятый трубой полосатый хвост и выгнув спину с вставшим дыбом мехом, глухо, утробно рыча, мелкими шажками прохаживался по ковровой дорожке, периодически награждая притаившихся двуногих недобрыми, оценивающими взглядами. Когда же в фокусе его прицела оказывался бедолага Дахс, несчастная псина начинала скулить громче, трястись мелкой дрожью и еще глубже ввинчиваться филейными частями между белоснежных ботинок Императора и короля…
А как все хорошо начиналось парой минут назад! Когда в предвкушении кровавой забавы, возмущенный такс, узрев у тамбура незнакомого котэ, появившегося там даже не на своих четырех, а на руках у дочери его господина-хозяина, вырвал шлейку из рук незадачливого гофмаршала Эйленбурга, вознамерившись раз и навсегда отучить мерзкого чужака от подобных вольностей.
С этого момента кошаку, теоретически, оставалось жить секунд десять. Хотя обычно Дахс завершал экзекуцию гораздо раньше. Но… что-то в этот раз пошло не так.
Уместно подсказать читателю, что Вильгельм был страстным собачником и охотником. Кошек же он терпеть не мог, за исключением крысоловов в многочисленных его дворцах и замках. Но и к ним Экселенц относился утилитарно. За разумных существ, достойных если не любви и уважения, то хотя бы мимолетного внимания, мяукающее племя он не принимал принципиально. И разрядить по его представителям заряд-другой крупной дроби, или натравить на них псов, при случае возможности не упускал.
Конечно, Мик, это если звать его уменьшительно-ласкательно, или Микадов, если полностью, в соответствии с величанием, обретенным им в казачьем кругу с подачи вахмистра Семена Михайловича Буденного, понятия не имел о кошконенавистнических наклонностях дородного человека, к которому сейчас жалась эта мерзкая псина. Та, что, вроде бы, намеревалась тяпнуть, то ли его друга и хозяина, то ли эту милую и ласковую девочку, которая хозяину нравилась аж до дрожи в коленях.
Зато наш пушистый клыкастый-когтястый хорошо знал, что наглецов и дураков необходимо учить. Первых — учтивости, вторых — уму-разуму. Правда, гораздо чаще наука идет впрок первым. Но тут уж ничего не поделаешь…
Вновь заглянув в бездонную темень глаз Мика, вкусивший горькую и болезненную науку хорошего тона такс, отчаянно дернулся всем телом и сумел-таки пропихнуться за спину своего господина. Почти целиком. За исключением головы и передних лап.
«Ну, что ж, драный, покинул ринг — значит сдался. Живи и помни. Так. А это кто тут у нас громко дышит, собственно? Такой смелый?.. Да еще такой усатый…»