Тени таятся во мраке (Чернов) - страница 9

Мне даже за двадцать лет безупречной мирной селекции не сделать подобного на моем флоте! Только война, только настоящая, бескомпромиссная, смертельная схватка с сильным и коварным врагом, отделяет зерна от плевел, а сталь от шлака и шихты. И чем дольше длится мир, тем больше неприятных сюрпризов стоит ждать от разучившихся и расхотевших воевать генералов и адмиралов. Тем труднее пробиваться наверх, сквозь стену Куропаткиных и Старков, подлинным талантам. А ведь они есть, их нужно лишь найти! Увы, война для этого — единственный эффективный механизм.

Возьмите вот, хоть ваш пример. Ваш «Варяг»! Один бой выдвигает сразу несколько выдающихся людей! Руднев, Балк… Вы, Михаэль. Да — я вполне откровенно так говорю на Ваш счет. Только не возгордитесь, ради Бога. Ибо, молоды еще для этого смертного греха. Вы действительно способны очень далеко пойти, молодой человек…

Поверьте, германский Император умеет разбираться в людях. И далеко не каждого желает видеть в числе своих друзей…

А сейчас, пойдемте-ка в салон. Я ужасно хочу курить. После чего поговорим об этих бумагах, чертежах и о…

Так… это еще что за гвалт!?

Из-за дверей доносилось яростное собачье гавканье, какой-то жуткий, звериный вой, крики, шум и истошный женский визг. Там творилось нечто, явно, не шуточное…

* * *

Когда Вадиму с грехом пополам удалось высунуть нос из-за спины Его величества, прямо с порога зычно гаркнувшего: «Что тут за балаган, черт вас всех подери!», да так и оставшегося стоять столбом в дверях под впечатлением от зрелища развернувшейся перед ним эпической битвы в вагонном проходе, эта самая битва уже практически угасла. Но ее действующие лица и исполнители все еще находились на своих местах.

Любимый кобель кайзера, Дахс, черно-палевой масти крупный, упитанный такс, тоскливо поскуливая и слизывая с носа капельки обильно выступающей крови, втиснулся крупом под ноги своему хозяину. Канцлер Бюлов, гофмейстерина, и братья Эйленбурги, вытянувшиеся, словно гренадеры на имперском смотру, кто как мог, вжимались задами в стенки, пряча руки в карманах или за спинами. А в самом конце коридора, укрывшись за расправившим плечи «а-ля поручик Ржевский» Великим князем Михаилом, с перепугано-несчастным выражением на лице, замерла единственная и любимая дочь Его германского величества — Виктория-Луиза.

Сам же Михаил одновременно прикрывал собой принцессу и старался на каком-то птичьем языке утихомерить и призвать к спокойствию главного героя сегодняшней трагикомедии, безусловно, уже навеки вписанной в историю долгих и непростых русско-германских отношений, — здоровенного сибирского кота Мика.