Конечно, две главных прискорбных черты его характера — необузданная гордыня и подспудная трусливость — порождали не менее уродливые производные. С которыми теперь предстояло считаться нашим героям, Государю и всей российской государственной машине. Но тут уж ничего не поделаешь: ведь выбирали-то, в итоге, не билеты в рай, а меньшее из зол. Ибо иудины поцелуи англосаксов и ротшильдовской «семибанкирщины», — это куда страшнее. Тут вам и ипатьевский подвал, и еще десятки миллионов смертей.
* * *
— Так что, полный порядок, Ваше величество. Со слухом у Вас все замечательно, — Вадим сдержанно улыбнулся, — Могу ли я считать на этом мою миссию исполненной?
— Не спешите, мой дорогой. И… поставьте ЭТО еще раз, будьте добры, — Вильгельм задумчиво и грустно вглядываясь в туманную дымку, смазывавшую проплывающие за стеклом сады, хутора и шпили кирх варшавских предместий, кивнул в сторону смолкшего в углу салона «Берлинера»…
И вновь, властно и печально, плавно сплетаясь в текучем ритме со сдержанным перестуком вагонных колес, единовременно осеняя их и величием Небесной вечности, и напоминая о кратости земного бытия, полились в самую душу арганные аккорды…
Фа минор. Бессмертная Прелюдия… «Солярис»… Тарковский не знал Баха. А Лем не понял Тарковского. Но ведь возвышенный русский гений не просто экранизировал умную польскую космическую фантастику. Вовсе нет. С помощью гения немецкого он трепетно искал… искал свой путь к Богу! Путь подлинного нравственного очищения и уврачевания кающейся души. И не едино для себя, а для всех! Ибо понял, что исскуство — это Долг…
— Боже, как это прекрасно… — Император, прервав затянувшееся молчание, оторвал Вадима от накатившего очередного приступа «воспоминаний о потерянном будущем», — Согласитесь: Бах воистину велик.
— С этим не поспоришь. Гений — есть величина постоянная.
— Да уж… это Вам не мой бедняга Бюркнер. Будто он вам с адмиралом Рудневым чем-то лично не угодил.
— Вовсе нет, Экселенц. Вовсе нет… герр доктор Бюркнер — бесспорно грамотный и рациональный, я бы даже сказал, без преувеличения, — выдающийся кораблестроитель. Способный технически реализовать тот или иной вариант проектного облика в наиболее оптимальном типе корабля. Это редкостный дар. Германии и Вам с ним очень повезло. Именно так, кстати, однажды высказался о нем мой адмирал. Но ведь Вы согласитесь, что реализация техпроекта и генерация самой его идеи, которая должна нести в себе мощный заряд новизны, опережающий мысль визави из чертежной Портсмута, не одно и то же…
— Или, может быть, новизны, опережающей идеи его коллег из чертежной в Санкт-Петербурге? — Вильгельм внимательно посмотрел Вадиму прямо в глаза, — Михаэль… вот Вы лично не опасаетесь, что моя германская военная и военно-морская, в частности, мощь, может быть повернута против вас? Против России?