Зачем Лопухин притащил с собой в Женеву еще и этого молодого банкира? Пока не понятно. Но кто такой для двух «титанов революции» какой-то биржевик? А то, что сам господин Лопухин для партийных вождей теперь был врагом бывшим, следовательно, — принебрежимо малой величиной, ясно стало в первый же момент их знакомства. По надменному кивку Чернова и хитроватой ухмылочке с ядовитым смешком Владимира Ильича.
Лишь то, что просьба «отработанного кадра» Лопухина о личной встрече прошла по линии Евно Азефа у эсэров и Максима Горького у эсдеков, сподвигло обоих партийных бонз на нее согласиться. То же, что на самом деле инициатива встречи исходила лично от Витте, осталось за кадром.
* * *
— А что, любезнейший наш Алексей Александрович, Вы хоть и не у дел нынче, но вдруг, да знаете, почему это Петр Аркадьевич нашему дорогому Виктору Михайловичу портфель министерский не предложил? Тем паче, если Ваш царь-батюшка вознамерился вдруг у разлюбезных своих господ-помещиков часть землицы отнять, да крестьянам раздать, позабыв совсем про аппоплексическую табакерочку.
Или побоялся Ваш новый премьер, что господин Чернов с дельцем-то земельной «социализации» получше любого Кривошеина справится? — добивая своего оппонента в споре, хохотнул Ленин, в прищуре его восточных глаз резвились бесовские искорки, — Так, смотришь, и в министров-губернаторов пулять и динамит-с кидать, поменьше бы стали…
Успев привыкнуть к ленинскому грасированию на манер, модный у выпускников пажеского корпуса, и лаконичности его хлестких фраз, Лопухин с состраданием смотрел на надувшегося, покрасневшего от возмущения Чернова. Судя по всему, лидер эсэров осознал, наконец, свой полный крах в диспуте с товарищем Ульяновым, чье виртуозное искусство полемического фехтования было сродни безжалостному мастерству бретера.
Разряжая обстановку, Алексей Александрович решил прикрыть собой измученную жертву колкого ленинского остроумия, и слегка попикироваться с апологетом диктатуры пролетариата, принимая его шутливо-вызывающий тон.
— Сдается мне, вовсе не в терроре дело. Ведь если бы Виктор Михайлович на селе социализацию учинил, то за ней непременно возникла бы потребность в чем-то подобном и в отношении промышленности. И тут без Вас и Ваших рабочих уже не обойтись. А Вы от предложенного министерского поста наотрез отказались. Да еще столь нелюбезно. Так что, это из-за Вашего решения господин Чернов вынужден тратить свой недюженый талант и энергию на… сами знаете, на что. А без него реформы в России принимают, тем временем, поверхностные формы. Себя вините, Владимир Ильич. Себя!